— Третий кредит придётся выплачивать, — продолжил Штольц. — Но получив обратно через суд землю, вы сможете её продать. Если дело окажется быстрым, возможно, господин Маринин приобретёт у вас участок под строительство завода, как это изначально и предполагалось.
— А этот подлец Паоло? — хмуро спросил Лука.
— От пяти до семи лет, — спокойно ответил Штольц. — Тоже зависит от того, насколько хорош у него адвокат. Ну и нотариус тоже ответит в рамках закона лишением свободы.
— То есть я правильно понимаю, что Софи пока будет занята и не сможет уехать в Италию? — уточнил мой итальянец.
— Пока вопрос с кредитами не закончен, вряд ли. Я вообще не понимаю, как её выпустили из страны с такой кредитной историей, — кивнул финансовый консультант. — Видимо, был сбой в таможенной системе.
— Или просто Фортуна, — посмотрел на меня с нежностью Лука.
— Судьба… — повторила я, как эхо, глядя на него.
Штольц поднялся и протянул мне руку:
— В любом случае спасибо вам, София Николаевна. Если бы моё внимание не было хотя бы отчасти занято вашим именем и кейсом, никто из нас и не обратил бы внимания на время смерти бывшего владельца. Всё остальное подделали идеально. Так что вы уберегли нашу компанию и господина Маринина в том числе от совершения ничтожной сделки и строительства предприятия на незаконной земле. Благодарю вас!
— И я вас… — робко ответила я и облизнула пересохшие губы.
Глава 45
Мы шли с Лукой по залитой августовским солнцем улице, от тени одной липы к другой, и каждый думал о своём. Мне казалось, что я только что была в 11-Д кинотеатре с полным погружением, вынырнула, но ещё не пришла в себя.
Всё-таки это сложно, когда тебя обманывают. Но мой итальянский бог шёл рядом и крепко держал меня за руку. Он скоро уедет, у него виза всего на две недели, а я не смогу. И от этого тоже было очень грустно. Хотя следовало радоваться: всё выяснилось, наконец-то! Я даже вспомнила, как однажды папа спросил у меня телефон моего начальника, когда я мимоходом упомянула во время ужина, что мы ездили смотреть участок для склада за город. Это было так давно! В другой жизни.
Лука увидел вывеску кафе «Sappore Italiano», остановился и вдруг улыбнулся:
— У вас много итальянских названий! Мне нравится! Пойдём, отпразднуем?
— Ты сам, как праздник, — улыбнулась я и… расплакалась.
— Ты что? Что ты, мия кара! — обнял меня Лука. — Ангел, я целую твоё сердце, не плачь! Ведь всё хорошо!
— У нас всего две недели, даже меньше — почти десять дней! И я уже по тебе скучаю…
Он поцеловал меня в макушку, погладил, запутавшись в волосах, а потом отстранил немного от себя. Улыбнулся так радужно, что я расплакалась ещё сильнее. Прямо посреди улицы в центре города, и мне было всё равно, что так неприлично и люди смотрят. Пусть смотрят! А я плачу…
Господи, я только-только начала чувствовать себя, его, эту жизнь, свои эмоции! Я не хочу снова становиться никем, не хочу быть замороженной! Я хочу его! Самого лучшего, самого красивого! С этой улыбкой, с его смешными словами и поцелуями «в сердце»!
— Я не хочу с тобой раставаться-я-я, но придё-ё-ётся… — совсем не красиво проревела я, хлюпая носом, не как ангел, а как самая натуральная выпь!
— Ладно, — вздохнул Лука. — Я хотел это сделать красивее, но, боюсь, сейчас сюда сбегутся полицейские и подумают, что сирена!
Он сунул руку в карман и выставил мне под нос какой-то камень. Даже через облако слёз я поняла, что драгоценный и очень большой. Зелёный. Я сглотнула солёную влагу и протёрла глаза. Камень был в оправе и в пальцах Луки, собранных в щепотку.
— Что это?! — шмурыгая, спросила я.
— О, Мадонна, ты совсем девочка! Милая, маленькая девочка, но такая сладкая! И ангел, — улыбался Лука и, кажется, немного волновался.
— Зарёванный, с красным носом…
— Самый красивый, — Лука аккуратно вытер свободной рукой слёзы с моих щёк и спросил почему-то с паузами, словно перескакивал со слова на слово, как с кочки на кочку: — Ну как, тебе нравится? Примешь от меня, мия кара?
Только сейчас до меня дошло, и я ахнула:
— Это… кольцо?!
— Старинное, прабабушки, — сказал мой итальянец. — Не знаю, как принято у вас, но у нас дарят кольцо. И знаешь, мне все говорили: не езжай в Россию! Мне все говорили: не женись: рано. Но я так рад, что приехал! Я пьян тобой, моя Боккачина, и хочу быть пьяным всегда!
У меня по телу пробежали волнами мурашки. Я облизнула пересохшие губы и вытерла руками всё ещё влажные щёки.
— Ты… зовёшь… меня… замуж? — расширила я глаза, рассыпаясь на пиксели от волнения.
— О Мадонна! Зову, конечно, зову! Выходи за меня замуж, Боккачина! Выйдешь?!
Лука склонился надо мной, ужасно волнуясь и глядя безотрывно.
Я сглотнула, и у меня получилось только кивнуть. В первый момент. А потом я кинулась к нему на шею и громко, на всю улицу по-русски закричала:
— Да-а-а!!!
— Да? Да? — переспрашивал Лука тоже по-русски.
— Si, oui, yes, да!!! На всех языках да!!
— О моё счастье, я чуть не оглох! Это так хорошо!
И он подхватил меня под бёдра и снова закружил. Прямо у крыльца итальянского кафе. Проходящие мимо люди останавливались и хлопали нам, а я не стеснялась!