Она нашла в стене рядом с собой специальную трубку, возле которой висел шнурок, дернув за него, Лидия Андреевна с легким волнением, которое старалась подавить, распорядилась накрыть обед на две персоны и не беспокоить ее. Затем предложила перебраться на диван, стоящий неподалеку. Обивка была насыщенного зеленого цвета, поэтому он был незаметен среди зарослей, которые одну часть комнаты покрывали до самого потолка. Лишь присмотревшись, Михаил увидел тоненькие нити, которые обвивало вьющееся вокруг них растение. С женщиной вдруг случилась истерика от нахлынувших чувств. Она зарыдала взахлеб, не стесняясь демонстрировать слабость, хотя это было не в ее правилах. Молодой мужчина дал ей возможность выплакаться и сидел, не шелохнувшись. Когда она успокоилась, мать и сын некоторое время сидели молча, разглядывая друг друга. Ее огромные темные глаза немного припухли, а кончик аккуратного носа немного покраснел.
— Вы очень красивы, мама! Вы не против, если я вас буду называть мамой? — осторожно поинтересовался он, и, получив ее согласие, от радости слишком сильно сжал ей руки, Лидия Андреевна охнула, жалуясь на старую рану, — пулевое ранение, — которая еще не зажила. Михаилу вдруг стало противно от самого себя, и он рухнул перед ней на колени, умоляя простить за тот нелепый случай.
— Это не оправдание, но я думал, что Черная моль — враг, разрушающий жизнь людей, которых я люблю!
— Я не сержусь, Мишенька, — воскликнула снова расчувствовавшаяся женщина, призывая его подняться с колен и вновь сесть рядом. — Я поступила бы также, если бы кто-то осмелился обидеть тебя!
Вдруг ее лицо стало очень серьезным, будто ее место на мгновение занял другой человек. Голос ее моментально охрип, как в моменты, когда лицо было скрыто вуалью:
— Я не стала бы нанимать чахоточного и трусливого идиота, ищущего смерть, который толком не может держать в руках оружие, а выстрелила бы сама. И поверь, я бы убила! Потому что если решаешься на серьезный шаг — обратной дороги не будет!
Тут Лидия Андреевна встряхнула головой и снова стала прежней — раскаивающейся матерью. Послышался тихий звонок колокольчика, и она радостно всплеснула руками, произнеся:
— Нам накрыли обед! Идем, сын мой!
Лидия Андреевна повела его к стене, покрытой зеленью, в ней была укрыта дверь. Она двигалась легко и изящно, словно сбросила с себя какую-то тяжесть. Женщина вновь стала молодой и красивой — точно такой же, как много лет назад на закате у моря, когда она мечтательно произнесла, что ее душа поселится именно там. Михаил задохнулся от счастья и даже обронил пару слезинок, пока следовал за своей матерью по секретному узкому коридору. Они вышли к узкой лестнице, поднялись наверх, а спустя несколько минут оказались в просторной столовой, в которой он когда-то бывал и сидел за столом под бдительным взглядом карлика и одноглазой женщины, не выносящей разговоры о революции.
— Не удивляйся, — улыбнулась Лидия Андреевна, видя вопрос в глазах сына. — Это так удобно, когда все рядом! Приходится, конечно, создавать иллюзию расстояния — возить гостей по Москве, прежде чем они попадают сюда. О том, что это убежище находится над «Черными очами», знает очень мало людей. Ты вошел в узкий круг избранных!
Михаил улыбнулся. В столовую вошла женщина с неприятным лицом, одна часть которого была сильно повреждена.
— Это Софья. Она была анархисткой, — представила ее Лидия Андреевна мягким голосом. — Я взяла ее сюда в помощь. Она очень спокойная и вкусно готовит.
— Почему была анархисткой? А теперь? — произнес Михаил, но тут же с опаской посмотрел на женщину, которая не обращала на его слова никакого внимания и, разлив уху по тарелкам, развернулась и ушла, не произнеся ни звука. Он тут же вспомнил женщину с черной повязкой на глазу, которая умела читать мысли. Его мать с прискорбием сообщила, что вспыльчивая дама была склонна к самоубийствам и лишила себя жизни, удавившись.
— Она потеряла смысл жизни и разочаровалась в идее революции. А это ведь страшно — утратить цель… Не уберегли мы ее! — с печальным вздохом произнесла черноглазая женщина, задумчиво уставившись на свою тарелку. В ее супе лежала голова рыбы, которая вызывала у нее омерзение. Вдруг милая улыбка исчезла с лица Лидии Андреевны, она рассвирепела и, схватив тарелку, швырнула ее о стену. На грохот принеслась Софья, и после того, как перст разъяренной женщины указал на рыбью голову, прислужница, взмахивая руками, начала что-то объяснять знаками.
— Иди прочь! — прохрипела Лидия Андреевна и на мгновение замерла, уставившись перед собой, а после снова стала приветлива и улыбчива.