Очищение

— Я никуда не уеду, — отчеканила Теренция. — И ты тоже. Римляне могут уважать разных лидеров, но никогда не будут уважать трусов. Это твой дом и дом твоего отца. Оставайся здесь, и пусть они попробуют что-то сделать. Я бы так и сделала, будь я мужчиной.

Она посмотрел на Цицерона, и я испугался, что сейчас начнется один из тех скандалов, которые часто обрушивались на этот дом, как буря. Но Цицерон только кивнул.

— Ты права. Тирон, пошли записку Аттику и напиши, что нам срочно требуется подкрепление. И надо забаррикадировать двери.

— А на крышу отнести емкости с водой, — добавил Квинт. — На случай, если они попытаются выкурить нас отсюда.

— Я останусь и помогу вам, — заявил Руф.

— Нет, мой молодой друг, — сказал Цицерон. — Ты свое дело сделал. И тебе надо немедленно убираться из города. Отправляйся в дом своего отца в Интерамнии и сиди там до тех пор, пока все не разрешится. Так или иначе. — Руф начал протестовать, но Цицерон прервал его. — Если Катилине завтра не удастся убить меня, он может заподозрить, что ты его предал; если же все пройдет успешно, тебя просто затянет в этот водоворот событий. В любом случае, тебе пока лучше держаться подальше от Рима.

Руф попытался спорить, но безуспешно. После того, как он ушел, Цицерон сказал:

— Может быть, он и за нас, но кто знает наверняка? В конце концов, единственное безопасное место для троянского коня — это за твоими стенами.

Я отправил одного из рабов к Аттику с мольбой о помощи. Затем мы заперли дверь и перегородили ее тяжелым шкафом и кроватью. Задний вход был тоже заперт и закрыт на засовы. Второй линией защиты стал перевернутый стол, которым мы перегородили проход. Вместе с Сизифием и Лореем я носил ведро за ведром с водой на крышу. Туда же мы отнесли ковры и одеяла, чтобы ими можно было закрывать огонь. В этой самодельной цитадели находился — для защиты консула — гарнизон, состоявший из трех его охранников, Квинта, меня, Саргона и его дрессировщика, привратника и нескольких рабов. Все мы были вооружены ножами и палками. Да, и не надо забывать о Теренции, которая не расставалась с тяжелым подсвечником и которая, если бы дело дошло до драки, была бы, по-моему, гораздо эффективнее любого из нас. Служанки собрались в комнате Марка, у которого в руках был игрушечный меч.

Цицерон вел себя абсолютно спокойно. Он сидел за столом, что-то обдумывал, делал заметки и сам писал письма, время от времени спрашивая меня, нет ли вестей от Аттика. Он хотел точно знать, когда прибудут дополнительные люди, поэтому я вооружился кухонным ножом, и, завернувшись в одеяло, опять выбрался на крышу, чтобы наблюдать за улицей. Было темно и тихо; улица словно вымерла. Мне казалось, что весь Рим был охвачен сном. Я стал вспоминать о том дне, когда Цицерон выиграл свое консульство и меня пригласили отметить это событие со всей семьей здесь, на крыше, под звездами. Он с самого начала понимал, что его положение достаточно слабо и что власть будет сопряжена со многими опасностями; однако даже ему не могло прийти в голову ничего подобного.

Прошло несколько часов. Время от времени слышался лай собак, но не людские голоса, за исключением сторожа под холмом, который выкрикивал ночное время. Петухи, как всегда, похлопали крыльями, а затем затихли. Стало еще темнее и холоднее. Меня позвали к консулу. Я спустился и увидел, что он сидит в курульном кресле в атриуме, с обнаженным мечом на коленях.

— Ты уверен, что попросил пополнение у Аттика?

— Конечно.

— И ты подчеркнул, что это срочно?

— Да.

— И посыльному можно доверять?

— Абсолютно.

— Ну что же, — сказал Цицерон. — Аттик меня еще никогда не подводил.

Но звучало это так, как будто хозяин сам старался себя в этом убедить, и я уверен, что в этот момент он вспоминал подробности их последней встречи и холодность, с которой они расстались. Рассвело. Опять начала хрипло лаять собака. Цицерон посмотрел на меня измученными глазами. Лицо его было очень напряжено.

— Иди и посмотри.

Я опять забрался на крышу и осторожно глянул через парапет. Сначала я ничего не увидел, но постепенно понял, что по дальней стороне улицы двигались какие-то тени. К дому приближалась группа мужчин, которые старались держаться в тени стен. Сначала я подумал, что прибыло наше подкрепление. Но Саргон опять захлебнулся лаем, а люди на улице остановились и стали шептаться. Я бросился вниз к Цицерону. Рядом с ним стоял Квинт, и в руках у него тоже был обнаженный меч. Теренция сжимала свой подсвечник.

— Убийцы здесь, — сказал я.

— И сколько их? — спросил Квинт.

— Десять. Может быть, двенадцать.

В дверь громко постучали, и Цицерон выругался.

— Если десяток мужчин захотят войти в дом, то они в него войдут.

— Дверь их остановит на какое-то время, — сказал Квинт. — Меня больше беспокоит огонь.

— Я вернусь на крышу, — ответил я.