– Да всё знала, – начала свой рассказ воспитанница детского дома. – Она хорошая была, в людях пыталась только хорошее рассмотреть, но не дура, то есть доверчивой дурочкой Олеську не назовёшь, чуйка у неё была! Говно начинала за километр чуять. Только сбегать любила. Не знаю, почему. Я с ней разок попробовала. Дерьмо! Мне не понравилось: ходишь, воняешь, спишь на улице. А она говорила, что так можно приблизиться к городу, приготовиться к жизни, когда из дома выгонят. Ну, не знаю, это бред всё. А так с парнями направо и налево не трахалась. Да, я говорю, умная была, не пошла бы ни с кем тёмным. Было, правда, один раз, год назад где-то, связалась с какими-то мажорами, что ли, не знаю, может, и не мажоры. Два парня, бороды такие длинные чёрные и лысые, то есть головы лысые у них были. На машинах дорогих раскатывали. Я потом спрашивала её: «Чё там с ними?» Она сказала, что дерьмом веет, втянуть куда-то хотели её, но она вовремя выпуталась, а может, и не выпуталась, может, наврала мне.
– А какого-нибудь другого друга за домом у неё не было? Ну, может, старший кто? Покровитель? Деньгами её обеспечивал, подарки дарил?
– Папик, что ли? Нет, я бы знала. Да она с Генкой того, ну, то есть встречались они, – на этих словах Лена закатила глаза. – Но он нашенский, из местных ребят. Любит, любил вроде её. Защищал пару раз, в драки из-за неё ввязывался. Ему один раз даже Вовка нос разбил, он парень здоровый. Нет, не могла она, не пошла бы ни с кем. Да, я ей всегда говорила, что все мужики – твари поганые, здесь каждая девчонка об этом знает. Особенно папики. У нас у всех нос начеку.
– А у Олеси были странные привычки или хобби какое?
– Она мечтала поэтессой стать, стихи всё писала, только не стихи получались, а четыре строчки, они там как-то называются, я не помню.
– Четверостишия?
– Ага, говорила, когда уйдут они с Генкой отсюда, то он работу найдёт, а она стихами зарабатывать будет. Бред. Вон Генка идёт, может, он ещё чего скажет. Я правда всё рассказала, нет ничего и никого такого. Можно я пойду, полежу? Мне что-то нехорошо.
– Курить бросай! – Ева крикнула в спину удаляющейся девушке.
– Зачем? Думаете, это меня спасёт? Как-то поможет?
– Тебе решать. Ты, самое главное, не сдавайся, потерпи, вот увидишь, потом всё будет лучше.
– Скажите об этом Олесе… Посмотрим. Спасибо, – девушка потрясла пачкой.
– На здоровье.
Лена поравнялась с приближающимся парнем, заглянула ему в глаза и покачала головой, а потом скрылась за деревьями. Тайнова смотрела на рыжего кучерявого парня в спортивном костюме, его лицо излучало уверенность и озадаченность.
– Здравствуйте, меня Гена зовут, а вы про Олесю спрашиваете, да? Я хочу, чтобы вы её начали искать. Я говорил этим уродкам, – чуть тише произнёс парень последнее слово, – но они только рукой махали, мол, сама вернётся.
– Гена, меня зовут Ева Александровна, я следователь из полиции.
– И?
– Ты крепкий парень? Мне сказали, что да.
– И?
Ева села на мокрый пенёк, посмотрела на молодого человека и с усилием произнесла:
– Олеся мертва.
Несколько секунд парень молчал. Он в полном недоумении смотрел на следователя, не находя слов, чтобы продолжить разговор. Ева достала фотографию и протянула ему.
– Это она?
– Кто этот ублюдок? Кто это сделал? – он держал фотографию трясущимися руками, не решаясь поднять глаза.
– Этого я пока не знаю, но очень надеюсь, что ты мне поможешь, – Тайнова подошла поближе к мальчику. – Давай сделаем кружок вокруг дома, стоять на мокрой земле слишком холодно, составишь мне компанию?
– Это точно она? Может, вы ошибаетесь? – вопрошающе смотрел говорящий на следователя, стараясь найти хоть каплю сомнения в её глазах, но сомнения не было. – Вы не ошибаетесь. Хорошо, что я могу сделать? – он отвернулся, сдерживая слёзы.
– Ты можешь ответить на мои вопросы, но самое главное, чем ты можешь помочь, – это ни в коем случае не сбегать из детдома и не пытаться выяснять всё самостоятельно. Ты меня понял? – парень кивнул в знак согласия. – Вы давно с Олесей встречаетесь?
– Официально полгода, а так с раннего детства общались, дружили. У нас планы были – вместе потом жить. Я… Она нравилась мне очень, – Ева чувствовала, как нарастал ком отчаяния и горя у него в горле, чувствовала, что он из последних сил держался. Она осознавала, что у этого молодого человека сейчас отняли его последние мечты. – Олеся хорошая… Была. А это точно, точно она? Может, вы ошиблись? Такое бывает, я слышал…
– Не в этот раз. Скажи, почему она так часто сбегала?
– Нравилось чувствовать свободу. Так она говорила. Тут все сбегали хоть раз, но если есть мозги, то возвращались.
– Почему она сбежала последний раз, почему тебя с собой не позвала?
– Она сказала, что на два дня сбежит, побродит и вернётся. Сказала, чтобы я не волновался и что всё будет хорошо. Я и не волновался два дня, а потом тревогу забил, но разве этих, – он махнул головой в сторону здания, – переубедишь?
– А ты не замечал изменений в её поведении в последнее время?