В кафе было малолюдно — только за столиком у самой стойки сидели трое, кучкой, да сам хозяин торчал у грязной стеклянной горки, перетирая полотенцем некогда роскошные бокалы. Не обращая на него внимания, Романов подсел к троице за столиком, далеко отодвинув единственный свободный стул. На него тут же уставились три пары изумленных глаз — без особой мысли, только за удивлением быстро начала появляться злость. Но Романов не дал ей разгореться — он понял, что не ошибся.
— Через несколько минут сюда приедут мои люди, — сказал он, положив ногу на ногу и качая носком сапога. — Если у вас найдут оружие — повесят прямо в этом зале. Если положите его на стол передо мной сейчас — будут варианты.
— Ты кто т… — начал, приподнимаясь, самый здоровый (под распахнувшейся курткой стала видна большая кобура). Но снаружи начали стрелять — очередь, очередь, дикий вой перепуганной толпы, снова очередь, тишина, повелительный крик. Одиночный выстрел. Хозяин со звоном уронил бокал. Здоровяк подумал и сел. Быстро выложил на стол «беретту». Двое других так же сноровисто расстались с короткими «АКС-74У», прятавшимися под куртками.
— Вы от Ващука? — спросил Романов.
Здоровяк кивнул. Угрюмо буркнул:
— А ты кто? Если у Балабанова новенький, то попутал ты что-то. Снаружи ты че хочешь с этими овцами, то и вороти. А у нас с твоим шефом дела. Все договорено, давно и прочно. Мы товар ждем. — И осклабился: — Анюта за ним пошла.
Двое других сдержанно хохотнули, даже словно бы призывая Романова присоединиться к веселью.
— Ясно, — улыбнулся Романов. — Ошибочка вышла. — И, когда все трое потянулись над столом за стволами, облегченно загомонив, с такой силой столкнул их головами, что послышался настоящий треск лопающейся кости. Задумчиво смотрел секунд пять, как они лежат на полу, — у одного дергались руки и ноги, у здоровяка вяло текла из носа кровь, третий копошился вроде бы в сознании. Потом непонимающе посмотрел на хозяина за стойкой — оказывается, он что-то говорил уже несколько раз и сейчас, улыбаясь заискивающе и радушно, повторил снова:
— Мальчик, я говорю. Мальчик тут не ваш? Его час назад Хузин привел… правая рука Балабанова. Мне ствол под нос ткнул… я что, я против был, я всегда против такого, у меня кафе… у меня честно все, а он — ствол, а мальчика в допросную… так, может, ваш?
— Где это? — спросил Романов. В двери как раз входил дружинник, ведя перед собой — руки на ошейниках — тех двух мальчишек, уже без вонючей бочки. Хозяин спал с лица, заторопился:
— Вот тут дверь, вот через эту комнату, там у меня спальня для… — он улыбнулся теперь уже мальчишкам, — вот, для воспитанников… и там дальше дверь, а там подвал… они там… так это ваш мальчик, да? Ай-ай-ай…
— Гад, — тихо, безразлично сказал тот мальчишка, который на улице глядел на Романова.
Хозяин с отеческой укоризной покачал головой, явно хотел что-то сказать, но Романов кивнул дружиннику:
— Убей. Тихо.
В горле хозяина выросла рукоять боевого ножа. Он фыркнул носом и завалился вниз, цепляясь за стойку. Мальчишка засмеялся. Смех был страшным, почти нечеловеческим, полным злого ликования, как у маленького демона, получившего свободу.
— Там правда дверь? — спросил у него Романов.
Мальчишка кивнул. Сказал:
— Там камера пыток. Ему за это продуктами приплачивали. Ну, что он там порядок поддерживал. Ну, не он, а мы. Мыли, чистили, выносили…
— Пошли покажешь. — Романов, поднимаясь, сказал двум другим вошедшим дружинникам: — Этих троих взять и на площадь. Нет… этих двоих. Этого потом допросим, надо кое-что узнать. Мальчишек у крыльца…
— Занимаемся уже, — кивнул один из бойцов.
Романов ответил кивком, поймал брошенный зашедшим за стойку дружинником ключ (в другой руке он держал окровавленный нож), отомкнул страшные ошейники и бросил их на пол. Не выдержал, поддал ногой — они улетели с лязгом под столы.
— Идем.
Мальчишки пошли оба, взявшись за руки. За дверью, которую Романов быстро открыл, стоя в стороне, оказалась маленькая каморка…
Тряпки какие-то — вонючие, волглые в вечной темноте этой каморки. Отвратный запах детской тюрьмы, обитатели которой давно махнули на себя рукой. Окон нет.
— Тут вы спали? — резко спросил Романов.
Мальчишка кивнул.
— Как тебя зовут?
— Т… Темка, — выдохнул он. — А его, — грязные волосы мотнулись в сторону приятеля, — Володька… Юрковский… Он не говорит. Когда у него мать убили, он замолчал и не говорит.
— А твои родители где?
— Я… я не знаю. Мы из Хабаровска убегали, на машине… Потом кто-то начал стрелять по дороге, я выскочил и потерялся… Меня сперва Володькина мама подобрала, а потом ее убили… Мы вместе шли, прятались, а тут нас поймали и продали… — Его губы затряслись неудержимо, болезненно.
— На компьютере играть умеешь? — вдруг спросил Романов. Темка недоверчиво поднял глаза.