Очищение

В университете Дэн не пользовался популярностью среди студентов. Пожалуй, он придерживался слишком строгих правил. Отношения с коллегами также не отличались теплотой, и на кафедре он так и не продвинулся. Элизабет решала проблемы между Дэном и социумом, преодоление которых ему самому давалось весьма туго. Зверинец…

Она отстранилась от груды бумаг — пачки разводов по обоюдному согласию, все как под копирку — и прислушалась к звукам из подвала.

Элизабет досадовала, что Джинни оказалась дома во время последнего приступа Дэна. Она думала рассказать дочери о его болезни, однако страшилась ее реакции. Джинни считала, что Элизабет ревнует к ее близости с Дэном, но дело заключалось отнюдь не в этом. Скорее уж, Элизабет негодовала, что Джинни видела лишь светлую сторону натуры своего отца, в то время как ей самой приходилось иметь дело с депрессией мужа, его характером и все более возрастающей отстраненностью. Для Джинни у него находилась уйма времени и внимания. Для нее же — ничего.

Примерно через полчаса Джинни поднялась и принялась расхаживать по комнате, словно обеспокоенная кошка. После того как дочь покинула родительский дом, она стала еще более неуживчивой, и Элизабет оставалось гадать, как складывается ее жизнь. Подобно отцу, Джинни редко откровенничала с Элизабет.

Наконец, Элизабет не выдержала:

— Ради бога, Джинни, перестань маячить.

Джинни тут же плюхнулась на диван и дождалась, пока Элизабет обратит на нее свой взор:

— «Выбор новой жизни», да, мам? Звучит, словно служба знакомств в сети. Откуда ты вообще узнала о них?

— От этой сестры, Конни Грей.

— Папа рассказал мне о вашей затее.

— Я ничего не затевала.

— Ну и насколько ты думаешь стереть его память? Хочешь, чтобы он забыл, что вы женаты? Что у него есть дочь?

— Ты видела его этим утром. Тогда у него была дочь?

— Но то болезнь. А ты сделаешь подобное намеренно! Ты хочешь отнять у него жизнь?

— Его жизнь разваливается. Тебе-то с этим сталкиваться не приходится. Звонишь раз в два месяца, раз в год прилетаешь, как принцесса, — и ты думаешь, что знаешь его? Я его знаю. Я знаю его вот уже тридцать пять лет. Мы спим в одной кровати. Я готовлю ему. Забочусь о нем, когда он болен. Стираю ему. Слежу за тем, чтобы на нем были одинаковые носки.

— Ты сама выбрала это…

Элизабет почувствовала, как на глаза наворачиваются слезы.

— Мы сидим за обеденным столом, и я понимаю, что он не помнит моих последних слов. Я отправляюсь искать его, когда он звонит, потому что заблудился в городе. Он забывает, как мы познакомились.

— Мама…

— Это слишком тяжело, Джинни. Уж лучше увидеть, как он потеряет все одним махом, чем наблюдать, как разваливается по частям.

Кажется, ей удалось достучаться до дочери.

— Я не хочу, чтобы он забыл меня, — промолвила Джинни.

— Он все равно забудет. И с этим ничего не поделаешь. Что он сказал тебе?

— Он сказал… То же, что и ты. Что уж лучше забыть все сразу.

— А стиральщики утверждают, что если его память достаточно очистить, то слабоумие не разовьется. Он не будет бояться, не станет забывать дорогу, не окажется параноиком. Ты хочешь увидеть, как он мечется в бреду, привязанный к кровати или напичканный наркотиками, чтобы не покалечил себя? И ему потребуются сиделки. Одна я не справлюсь.

— Если его сотрут, тебе это вообще не понадобится! Ты просто уйдешь. Как хотела сделать вот уже лет десять.

Элизабет взглянула на дочь. Да, она помнила, как тридцать лет назад смотрелась в зеркало и видела ту же самую уверенность.

— Ты можешь считать, что я больше о нем не забочусь, но говорить так ты не имеешь права.

— Ты дала обещание. Ты должна поддержать его, если он попадет в беду. Ты его жена.

— А кто поддержит меня? Ты, Джинни? Уж точно не твой отец. Я останусь одна. Я и так была одна целых пятнадцать лет.

Джинни вскочила с дивана и закричала:

— Бог мой, да ты все уже продумала! Ты хочешь избавиться от него! Стало быть, остановить тебя я уже не смогу.

— Ты несправедлива.

Джинни развернулась и выбежала из комнаты.

До Элизабет донесся звук шагов дочери, поднимающейся в свою старую комнату. В подвале же стояла тишина. Она задумалась, слышал ли Дэн их разговор, и если да, то почему не вышел объясниться, взять на себя ответственность за собственные поступки?

Почему не вышел сказать Элизабет, что он думает о стирании своей жены из собственной памяти?

Души не существует. Есть только мозг и его структура: полушария, мозжечок, лимбическая система, ствол головного мозга. И еще подструктура: лобная, теменная, затылочная и височная доли. Таламус, гипоталамус, миндалевидное тело и гиппокамп. Вот и все: душа — лишь пучок возбужденных нейронов. Или не возбужденных.

Рубен зарабатывал на хлеб чтением душ. Он знал, где в мозгу сокрыта любовь. Страсть, страх, смущение, вера, замешательство, вина. Он видел их на экране. Он составлял их карту, чтобы потом стереть.

Но сегодня Рубену сосредоточиться было нелегко. Прошлым вечером он так и не предложил Марии Сузе Гонсалвес выйти за него замуж.