Очищение армии

17 августа – в 1.30 – через четыре часа после получения приказа командование Конармии сообщает Тухачевскому, что армия связана боем и готова двинуться в указанном направлении после взятия Львова. Ответа на это донесение не последовало.

19 августа – в 21.15 командование Первой конной впервые узнало о провале Варшавской операции и одновременно получило с двухдневным опозданием директиву Тухачевского от 17 августа командующий требовал выполнения своего приказа от 15 августа…

20 августа – в 6 00 Тухачевский подтвердил свой ставший уже бессмысленным приказ, в то время когда Конармия начала отход за Буг.

21 августа – командование Первой конной получило категорический приказ председателя Реввоенсовета Республики Л. Д. Троцкого о немедленном перенесении ее действий на северо-запад, но в то же время санкционировал взятие Львова (!).

Когда ошеломленный этим приказом Егоров связался с Тухачевским, предлагая сначала взять Львов, а потом перебросить Конармию на Западный фронт, Михаил Николаевич высказался в том духе, что-де «каждый день дорог», хотя переброска уже безнадежно запоздала. В этом свете рейд Первой конной к Замостью, не вызывавшийся необходимостью, выглядел как наказание строптивой армии и даже желание погубить ее. Пять дней без поддержки пехоты, неся большие потери, конники Буденного прорубались сквозь вражеские заслоны и в начале сентября вышли к своим.

Этот отчаянно героический поход Конармии дал повод Пилсудскому написать в своих мемуарах: «Упреки г-на Тухачевского действительно являются странными. Что бы он сказал, если бы услышал упреки, например, Буденного, что в момент, когда тот тоже совершал свой поход к Висле, г-н Тухачевский, разбитый тогда уже под Варшавой, не помог ему в его гордых намерениях? Буденный имел бы совершенно такое же основание упрекать г-на Тухачевского, как этот последний, когда упрекает Буденного» (с. 109).

Из этого перечня событий видно, что если прегрешения руководства Юго-Западного фронта и Сталина и имели место, то они не шли ни в какое сравнение с промахами и просчетами командующего Западным фронтом. Не случайно видный советский военачальник маршал И. С. Конев в 1965 г. говорил, что он «подробнейшим образом изучал эту кампанию, и каковы бы ни были ошибки Егорова и Сталина на Юго-Западном фронте, целиком сваливать на них вину за неудачу под Варшавой Тухачевскому не было оснований. Само его движение с оголенными флангами, с растянувшимися коммуникациями и все его поведение в этот период не производят солидного положительного впечатления» («Знание – сила». 1988, № 11, с. 79).

О том, что имел в виду Иван Степанович, говоря о несолидном поведении в Варшавской операции, дает представление публикация того же Иссерсона, который при всем его преклонении перед Тухачевским не скрывает серьезных промахов в поведении своего кумира в критические часы Варшавской операции.

«Тухачевский по своей молодости и недостаточной еще опытности в ведении крупных стратегических операций в тяжелые дни поражения его армий на Висле не смог оказаться на должной высоте. В то время, когда на Висле разыгрывалась тяжелая драма и когда обессиленные войска Западного фронта без патронов и снарядов, без снабжения и без управления сверху дрались за свое существование, прижатые к восточно-прусской границе, Тухачевский со своим штабом находился глубоко в тылу. Все его управление ходом операции держалось на телеграфных проводах, и когда проводная связь была прервана, командующий остался без войск, так как не мог больше передать им ни одного приказа. А войска фронта остались без командующего и без управления. Весь финал операции разыгрался поэтому без его участия».

Разгром предводительствуемых армий – тяжелейшее испытание, которое только может выпасть на долю полководца. Оказываясь в этом страшнейшем из положений, военачальники ведут себя соответственно: одни отстреливаются до последнего патрона, другие бросаются во главе окруженных войск в последнюю атаку, третьи – кончают с собой. А как повел себя Тухачевский, которому уже был преподнесен бинокль с надписью «Победителю под Варшавой», узнав, что почти лежащая в кармане победа в мгновение ока обратилась в поражение?

«Он заперся в своем штабном вагоне, – вспоминает Иссерсон, – и весь день никому не показывался на глаза. Только сам он мог бы рассказать, что тогда передумал».

Конечно, сейчас невозможно установить, какие смысли терзали Михаила Николаевича, но, похоже, тогдашние упреки он меньше всего адресовал самому себе. Во всяком случае, через десять лет в кругу коллег он говорил, что главным итогом его тяжких раздумий после провала Варшавской операции было твердое убеждение: он, Тухачевский, потерпел поражение не столько от белополяков, сколько от интриг Главного командования и руководства Юго-Западного фронта.