Очищение (ЛП)

Мартинес была совершенно американизирована и говорила по-испански только в случае служебной необходимости. Единственным её тайным изъяном, навязчивой идеей, в которой она не признавалась даже психиатру Бюро во время периодических обязательных проверок, было страстное желание стать белой. И не просто любой белой: Елена Мартинес воображала себя нордической женщиной с белоснежной кожей и золотистыми волосами. Как у девушки в комнате для допросов, только без татуировок. Это подсознательное желание давно переросло у неё в почти безумную ненависть к белым вообще, белым расистам в частности, и, особенно, к белым женщинам-блондинкам. Мартинес была достаточно умна, чтобы понимать необходимость управлять этим внутренним демоном, по крайней мере, на людях, и ей это почти всегда удавалось. До сих пор она спала только с белыми, и в жизни не ложилась ни с чёрным, ни с латиноамериканцем, ни с другой женщиной любой расы.

Джарвис также был достаточно сообразительным, чтобы понимать, что Мартинес умнее его, и чувствовал, что для него лучше держаться за неё, так что он вообще действовал как мускульная сила, а она была мозгом их команды. Это работало на удивление хорошо, поэтому, если выражаться бюрократически, высокий уровень раскрываемости и общее мнение о результативности в виде признаний от подозреваемых расистов и других мыслепреступников приносили пользу им обоим.

Но Джарвис чувствовал, что Лэйни была «кокосом», по выражению латиноамериканцев, то есть коричневой снаружи и белой внутри. Из сплетен Джарвис знал, что они оба одинаково отдавали предпочтение белым сексуальным партнерам противоположного пола, и что Мартинес слышала о нём то же самое. С грубым и порочным чувством юмора, он очень тонко сбил с Лэйни спесь, не попытавшись за всё время их знакомства трахнуть её. Этим Джарвис не только лишил Лэйни удовольствия отшить его, но и дал ей понять, что не считает её белой. Это было крайне оскорбительно и страшно её бесило.

— Мне нужно получить её показания, вот и фсё, — сказал Джарвис после того, как мексиканец-полицейский удалился. — Профто что-нибудь подшить в дело. Также было бы здорово быть чертофки уверенным, что она профто понимать, во что, чёрт возьми, вляпалась.

Лэйни просмотрела дело Кики.

— Ну, это должно быть не слишком трудно, — сказала она. — Здесь говорится, что её дочь — Мэри Эллен Маги в возрасте полтора года — находится в опасности и, следовательно, представляет интерес для ювенальной службы. Мы знаем, что ребенок любом случае рано или поздно окажется у них. А разрисованная шлюха вон там этого не понимает или, по крайней мере, не до конца, так что мы можем использовать ребёнка для давления на неё. Девочка-блондинка, представляешь?

— Фдоровая? — спросил Джарвис с пробудившимся интересом.

— Судя по этому делу, да. Родилась без СПИДа или эмбрионального алкогольного синдрома или какой-нибудь венерической болезни, ничего подобного, что можно было ожидать от мамки-дряни из дома-прицепа.

— Да ну, маленькая блондинка, за договор удочерения денег дадут до неба, — оживился Джарвис.

— Мне нужно получить номер медицинской карты и посмотреть, назначалась ли патронажная сестра, — размышляла вслух Лэйни. — Если сестры не было, я уверена, что мы сможем откатить не меньше двадцати процентов комиссионных, в зависимости от судьи. Судья также будет в доле, так что он отдаст ребенка претенденту, предложившему самую высокую цену, но если мы втроём не сможем получить за девчонку пол-лимона от какой-нибудь пары богатых яппи, нам всем лучше поискать другую работу.

— Двадцать процентов от полмильён? Этта фто штук, по 50 штук каждому. Не хило за прибитую дешёфку — беляша футенера, — довольно усмехнулся Джарвис. — Видишь, я гаварил тебе, что фсё будет клёво! Теперь разреши мне войти и получить её признание.

— Думаю, лучше нам пойти вдвоём, Джамал, — возразила Мартинес. — Просто чтобы убедиться, что ты удержался от своей привычки шалить с бледнолицыми женщинами-заключёнными. Думаю, это тот случай, когда кто-то должен следить, чтобы молния на твоей ширинке была застёгнута. Кроме того, я должна защитить свои инвестиции.

— Ладно, — пожав плечами, кивнул Джарвис. Он понимал, что ситуация может стать щекотливой, если девушку не удастся убедить держать рот на замке, о том, что она видела, подыграть и признать вину, чтобы смягчить приговор суда.

Кики подняла голову, когда дверь открылась, и два детектива вошли в комнату. Джарвис держал в руке толстое дело, как она поняла, заметив жёлтые листы. Она посмотрела на Лэйни, ухоженную и высокомерную, разодетую в пух и прах, в синей шерстяной юбке и пиджаке как какая-то модель в разделе «Элегантная женщина-полицейский» из журнала «Вог». Кики хорошо сознавала, что малейшая надежда выпутаться зависит от того, как она будет ползать и пресмыкаться, как побитая собака перед этими двумя типами, и всё же что-то в ней, чего она сама не понимала, похоже, упрямо сопротивлялось.

— О, я вижу Обезьяну, а, ты, должно быть, Мами, — прохрипела она.