Очищение огнем (тематическая антология)

— Чем ты сейчас интересуется Берни? — спросил я. Вопрос казался мне чрезвычайно важным. Я обратился к Фернанду, составителю макета:

— У тебя случайно нет вечерней газеты?

— Только что принесли последний номер, — сказал он, протянув мне «Франс Суар».

Я начал читать колонку за колонкой и на третьей странице нашел то, что хотел, — это была настоящая удача. Сложив газету, я бросился к стеклянной кабинке, в которой обитала Сюзанна, секретарша Берни.

— Шеф один?

— Можешь зайти.

Берни правил рукопись. Это занятие всегда выводило его из себя. «Все приходится делать самому».

— Ты видел это'? — спросил я, бросая перед ним заметку. Она называлась «Героин опять убивает». История о подростке, покончившем с собой на пляже у Перпиньяка. Довольно заурядная история, но я знал — и делал ставку именно на это, — что тема «Юность и наркотики» была у нас самой ходовой последние три недели.

— Парню было всего восемнадцать, — продолжал я.

— Я знаю.

— У него, наверное, были отец, мать, девушка. Как он дошел до такого состояния?

— А мне что прикажешь делать с этим?

— Ты удивляешь меня, Андрэ. У тебя есть дети?

— Да, — сказал он, даже не поднимая головы, — сын, 15 лет.

— Несмышленый, легкомысленный и такой беззащитный. Все вечера с мечтательным видом что-то наигрывает на гитаре.

— Что ты пытаешься подсунуть мне? — спросил Берни, наконец взглянув на меня. — Мой сын играет на гитаре, но в остальном он шалопай, как и все остальные.

— Может, у него есть дневники?

— Что?

— Почему эти мальчишки убивают себя? Должна быть причина. Тут дело не в водородной бомбе и не в «потребительском обществе». Андре, этот парень из Перпиньяка интересует меня больше, чем все события в английской королевской семье (статья, которую правил Берни, называлась «Маргарет и К°»). Он для меня важнее тех, что разгуливают по Луне.

— Переходи к делу, — перебил Берни с явным раздражением. — Чего ты хочешь?

— Я хочу написать очерк об этом юнце, опросить всех, кто его знал, его учителей, родителей, друзей. Мне хотелось бы знать, что он читал, о чем мечтал, я хочу сделать то, чего до сих пор не делал никто, — понять. Хочу найти истину. Полный портрет. И я хочу показать читателям: это может случиться и с вашим сыном.

Кажется в глазах Берни появилась заинтересованность.

— И сколько времени тебе понадобиться?

— Дней десять, может, две недели. Он вытаращил глаза. Не давая ему опомниться, я пустил в ход тяжелую артиллерию.

— Уверен, ребята из «Кулис дю Монд» уже в'Перпиньяке. Но они проторчат там сутки и получат лишь то, что мы читали сотни раз. Черт возьми, Андре, давай посыплем немного соли на рану. Давай возьмем под защиту этих юнцов., В конце концов, это наш долг. Мы — единственная газета, которая может тут что-то сделать.

Я знал, что мой завершающий выпад достигнет цели.

— Две недели? О чем ты говоришь? Ты мне нужен здесь. Я собирался послать тебя в…

— Думаешь, я делаю это для забавы? Или ради выгоды?

— Тогда зачем?

— Андре… — я сделал очень серьезное лицо, — Однажды человек вроде меня говорит себе: «Неужели ты собираешься провести всю оставшуюся жизнь занимаясь чепухой?»

— Я говорю себе так с девяти утра и до девяти вечера, — возразил он. — И не теряю от этого сон. Постарайся уложиться в пять — шесть дней.

— Постараюсь, но обещать не могу, — Я снял телефонную трубку и подал ему. — Позвони в расчетный отдел, пусть мне дадут аванс.

— Когда ты хочешь поехать?

— Вчера.

Вечером, когда я собирал вещи, Ким спросила:

— Твоя поездка имеет отношение к тем бумагам, про которые ты говорил утром?

— Некоторая связь есть, — уклончиво ответил я.

Глава 9

Маленький городок пробуждался от мирного сна к едва ли менее покойному дню. Так было со времен средневековья, и, наверное, так будет всегда. Проехав всю ночь, я остановился возле фонтана, присел на край каменного бассейна и, как бы совершая очистительный ритуал, ополоснул холодной водой лицо и шею.

Я наблюдал за скрипучей телегой, поднимавшейся на холм Св. Михаила. Два огромных быка под ярмом смирно покачивали головами и помахивали хвостами, отгоняя мух. Впереди, немного сгорбившись и глядя в землю, шел человек в берете и с длинной палкой на плече. Я понаблюдал за женщиной во дворе, одетой во все черное, которая наливала из ведра в маслобойку теплое пенистое молоко и иногда покачивала бедрами, как делали женщины в течение сотен лет. Я думал о том, что ничего не изменилось и не изменится в запахах, которые доносились со всех сторон: кукурузы, сохнущей в амбарах, конюшен, где то и дело вздрагивали и били копытом лошади.

Но теперь я чувствовал, что за этим древним покоем скрывается нечто иное. Оно как будто скользило вдоль стен вместе с первыми лучами солнца, лежало незримой тенью на полях в полуденной тишине. Да, где-то был Враг, и потому лица людей приобретали новые морщины, тяжелый труд запряженных быков становился мучительнее и коровы в хлевах мычали трагичнее. Резкий запах конюшен вдруг показался мне тошнотворным.