Очищение огнем (тематическая антология)

Но я сказал себе, что этот день пройдет, как и предыдущие. Опять наступит вечер, и старики будут судачить у ворот, пытаясь немного оживить свои дряхлые тела. Когда похолодает, они встанут, пойдут в дома и задвинут тяжелые засовы. Придет другая ночь, как это было с начала времен и будет до конца. Лишь Черный Всадник на бешеном скакуне то тут, то там нарушит ее покой. Старый хронометр собора будет перебирать четки ночных часов. Стоит ему остановить это благословенное занятие, и они застынут и обрушатся с высоких башен на город, покрыв его тяжелой бронзовой мантией.

В этот момент я смотрел на высившийся впереди собор, как утомленный странник с лихорадочным, но светящимся надеждой взором. Великолепная постройка — словно огромный летучий корабль, надежно пришвартованная к земле своими легкими контрфорсами. Древний экзорцизм, запечатленный в камне. Меня непреодолимо влекло к нему.

Я завел машину и поехал вверх по холму, обгоняя телегу. Каждый мой жест обладал той дьявольской точностью, которая порождается смесью усталости и бодрости после бессонной ночи, проведенной в дороге. Я поставил машину в сквере и пройдя через большие двери собора, жалкий и одинокий, вступил под сумрачные своды с мольбой о спасении.

Когда мои глаза привыкли к темноте, я смог различить перед высоким алтарем человека, одетого в черное с серебром и совершавшего странные движения. За его спиной стояли четыре старухи, также в черном, и бормотали невнятные ответы на его взывания. Слабо звякнул колокол. Словно скрежет зубовный, зазвучала фисгармония. Старухи нестройными голосами затянули «Dies Jrae…».

— Господи, — сказал я, — Твоя сила выше его. Ты — Всемогущий!

Но Господь пожал плечами.

— Мы здесь занимаемся только мертвыми, — сказал Он, — теми, кто больше не любит и не любим, теми, кто излечился от недуга жизни. Возвращайся к своей игре теней, оставь нас заниматься серьезными делами.

Solvet saeclum in favilla… Погрузив руку в святую воду, в которой отражался купол собора, я перекрестился.

— Теперь Ты можешь оставить меня, — подумал я.

— Будь хитрее, — сказал спокойный голос в моей голове. — Будь хитрее, чем тот, и все будет хорошо.

И я вышел.

Но куда мне теперь идти? Я думал, медленно шагая по дороге к Пролому. Почему я сказал Берни, что мне нужно десять дней? Десять дней — для чего? Чтобы перерыть все шкафы в поисках милого изображения, пронзенного булавками? Не будь дураком. Другая мысль зашевелилась в моем мозгу. «Прошло больше месяца… 47 дней, ты знаешь точно… с тех пор как ты оставил ее». Как мне удалось продержаться так долго? Перейдя дорогу в конце Пролома, я ускорил шаги. Вскоре передо мной в свете осеннего утра вырос увитый плющом желтый дом. Ставни были закрыты.

Пронзительно заскрипели ворота. Может, даже громче, чем прежде, как будто их никто не открывал лет сто. Ни одна из дверей не была заперта, но я сразу понял, что Терезы нет дома. Я позвал ее по имени три раза. Скорее как ребенок, ищущий взрослого, чем как коварный грабитель. Внутри царила затхлая атмосфера давно не проветривавшегося помещения. И ни одной живой души. Я прошел в ванную и слегка смочил голову, поскольку мысли начинали путаться от усталости и недосыпания. Полотенца не оказалось.

Во всех комнатах двери были открыты, а ставни на окнах закрыты. Я зашел в спальню — нашу спальню. Кровать была накрыта кружевным покрывалом. Тогда моим умом начала овладевать идея, с которой я боролся с тех пор, как прибыл сюда. Раз тут никого нет, — сказал я себе, — воспользуйся случаем и обыщи весь дом от подвала до чердака.

Так я и сделал. Платяные шкафы и серванты в спальне оказались почти пустыми. Там было лишь немного старой одежды. Мне стало стыдно. На одном из шкафов я нашел роликовые коньки, старую коллекцию марок, несколько разбитых керосиновых ламп, маленькую шкатулку для шитья и несколько ваз, тоже разбитых. Но должен же быть какой-то след! Я оставил спальню, не дав себе труда вернуть все на место, и по наклонному коридору дошел до той комнаты, в которую никто не заходил в течение четырех лет, хотя Тереза показывала мне ее с порога. На письменном столе лежали очки в металлической оправе, тетради, исписанные неразборчивым почерком, подставка для перьев, промокательная бумага — обычные предметы, которые можно найти на любом письменном столе. В одном углу возвышались друг на друге четыре раскрытые книги. Боже! Колдовские книги, наконец-то! Сотни других книг стояли на полках вдоль стен, покрытые слоем пыли в палец толщиной. Я осквернил святилище, распахнув дверцы небольшого шкафчика, — ни иголок, ни фигур, ни следов воска. Я потратил целый час на то, чтобы посмотреть пачку старых бумаг, но никаких фотографий Ким в ней не оказалось. Мне очень хотелось найти пропавшую фотографию, но ужасно боялся, что найду ее.