Очищение огнем (тематическая антология)

— Ой, прости пожалуйста, — сказала она, когда я позвонил ей на работу в три часа. — Я совсем забыла, у меня назначена встреча. Мы расставались на всю жизнь, а у нее было встреча. Я бросил трубку вне себя от ярости.

Вечер я провел в кино.

Чего ты еще ждешь? Надо просто взять и уехать. Собери чемоданы. Сядь в машину. Здесь тебе больше нечего делать.

В семь часов я встретил ее с работы, как обычно.

— Это очень мило с твоей стороны, — заметила она. Тот же столик в «Санжене», за которым мы сидели каждый вечер в течение двух лет. И те же напитки. Виски для меня и джин с тоником для Ким.

— Ну? — Спросила она внезапно.

— Ну… Я не ухожу.

— Ты не… что?

— Я… Я думаю, нам лучше забыть про это.

— Ты смеешься надо мной?

— Я говорю совершенно серьезно.

— Боюсь, что так. — Она одним махом осушила свой стакан.

Из глаз ее сыпались искры жгучего фосфора, каждая из которых прожигала дыру в моем черепе. — Объяснись.

— Тут нечего объяснять.

Что я мог ей объяснить? Что она — единственная на свете?

— Ты так считаешь?

— Тебе хочется объяснений типа: я понимаю, что был глуп?

— Нет, — она, наконец, рассмеялась. — Конечно, нет. Придумай что-нибудь другое.

— Дорогая, будь милосердной.

— А ты милосерден?

— Неужели мы не можем поговорить и пяти минут, не разрывая друг друга на части?

— А ты, значит, не рвешь людей на части?

— Послушай… остановись… мы вылечимся… Мы вернемся назад и начнем все сначала.

— Кого ты жалеешь? Меня или себя?

— Обоих.

— Налей мне еще джина.

Алкоголь пробудил в ней все злое и язвительное. Ее взгляд стал острым как бритва.

— Послушай, мужчина моей жизни. Ты причинил мне достаточно боли. Теперь посмотри на меня хорошенько: я посторонняя.

Она встала и положила сигареты в сумочку.

— И для начала, будь добр, ночуй в отеле. Она снова смягчилась:

— Пожалуйста, Серж, — быстро вышла.

Глава 13

Эту ночь и последующие я спал у Феррера в его студии. Мне приходилось вставать рано, чтобы привести в порядок комнату, прежде чем придет его ассистент или модель. (Феррер иногда занимался художественной фотографией.) Мы вместе завтракали и обсуждали тактику. Я надеялся на Марка. Во-первых, потому что Ким его любила, а во-вторых, потому, что он знал Терезу, и, таким образом, мог оценить всю ситуацию.

— Ты написал ей? — спрашивал он каждый вечер.

Я пытался.

Но никогда не переписывал свои черновики. Я не знал, что сказать Терезе. На третий день Марк подал идею: нужно написать Бонафу. Конечно, это было бы великолепное письмо. Жених, приятный молодой человек из Парижа, через третье лицо уведомляет о разрыве помолвки — прелестная галиматья. Но я пытался объяснить Марку, что мое прошлое значило здесь больше, чем мое будущее. Тут речь шла, скорее, о письме человека, который завершил свой испытательный срок в монастыре и после должного размышления сообщает настоятелю, что не имеет призвания к монашеской жизни. Слишком силен зов мира… И еще я спрашивал тоном моралиста: имеем ли мы право строить свое счастье на несчастье других? Ким была путеводной нитью во всех моих рассуждениях. Я думал, что Марк поймет. И Тереза тоже. Написав адрес на конверте, я спросил себя: «Как ты мог так легко смириться с мыслью о том, что никогда не увидишь ее?» И я не мог ответить.

— Серджио, ты слишком много думаешь.

— Я даже не несчастен.

— Не волнуйся, это придет!

— Я даже не знаю точно, когда я передумал.

— Скоро узнаешь.

— Что ты имеешь в виду?

— Ты встал на правильный путь, — сказал он. — Чего тебе еще нужно?

— По-твоему, я был болен?

— Да, ты был болен, но теперь выздоравливаешь. И достаточно быстро.

Так же думала и Ким. Она не хотела, чтобы я возвращался сразу.

Ей нужен был нормальный, совершенно здоровый муж. «Будем надеяться, это послужит какой-нибудь цели», — сказала она. В отличие от Терезы, она хотела, чтобы все вещи служили цели. Кроме того, она, похоже, пыталась пробудить во мне ревность. Это была неглупая идея. По вечерам, когда я снова видел Марка, у меня преобладала одна мысль: он видел ее, говорил с ней.

…Любой человек мог прикасаться к моей Ким, вдыхать ее аромат — любой, кроме меня. Я оставался в карантине, готовый обрить голову, посыпать ее пеплом и на коленях ползти обратно домой. Но это был бессмысленно.

— Ты должен понять, Серджио, у нее еще не прошел шок. Она боится, как бы ты не передумал, — сказал Марк, наливая мне виски, но я отказался: это был мой Рамадан, великий пост, период воздержания и покаяния.

Я позвонил Канаве и сообщил, что принимаю его предложение.

— Хорошо, — сказал он, — положись на меня. Буду держать тебя в курсе.

Но я почувствовал, что в его голосе нет прежнего энтузиазма.

Прошло еще два дня. Порой я ощущал огромную и как будто живую пустоту. Обычно это случалось вечером, возвращалась тихая тоска по Терезе, и пульс начинал биться быстрее.

Но за ночь машина исправилась, и утром я опять был хорошим солдатом, готовым к исполнению своего долга. Я видел вещи достаточно ясно. Тлетворная обитель сумрака, дыма и серного пламени медленно отодвигалась от меня, и с каждым днем ее пары понемногу рассеивались. Наконец Ким позвонила мне:

— Не поужинать ли нам сегодня вместе?