Очищение. Рикошет

– Может не было, может был. Что там было и как, нам остается только догадываться. Так или иначе, субъективные факторы взяли верх над объективными. У нас ходит версия, что в Кремле давно разрабатывался проект по смене власти в Киеве. Тайный такой, хитрый план. Основой для него должна была послужить оппозиционная партия, имевшая в Раде процентов тринадцать. Чтобы поддержать эту партию финансово, Россия после Майдана, несмотря на санкции, перекачивала через ее коммерческие структуры товара на миллиарды долларов год. В том числе и горючку, которой заправлялись танки ВСУ, обстреливающие Донбасс. Сколько пошло на благое дело, а сколько осело у ушлых хохлов по карманам, сейчас уже никто не скажет. Но лидеру этой оппозиционной партии удалось убедить Кремль, что если Россия введет войска на Украину, то ее поддержат губернаторы, мэры и население как минимум восточных и южных областей. То есть мы выходили на СВО в полной уверенности, что нам не окажут сопротивления, мы спокойно дойдем до Днепра, а, когда левобережные города и юг будут наши, Киев капитулирует или клоун просто сбежит на запад, и к власти придет кто-то, с кем можно будет вести разговор о дальнейшем статусе Украины. Отсюда и разговоры о том, что мы не хотим потери государственности или расчленения Украины. Дальше без водки продолжать нельзя, – инструктор наполнил рюмки, поднял свою, приглашая Виктора, и без тоста залпом выпил. – В результате мы легкими колоннами, практически без прикрытия, брони и с минимальной поддержкой с воздуха пошли с флагами по основным дорогам в сторону украинских городов. Естественно, хохлы вначале офигели от такой наглости, но очень быстро отошли от шока и принялись наши колонны жечь. Дальше ты знаешь. Относительно спокойно удалось взять только города Запорожья и Херсонщины. На всей остальной линии встретили ожесточенное, хорошо организованное сопротивление. Города и населенные пункты востока и севера мы вынуждены были обходить, оставляя в тылу полноценные боеспособные гарнизоны ВСУ, которые вели постоянные обстрелы и резали наши коммуникации. В марте стало понятно, что быстрой победы не будет, и пошла речь о переговорах. Потом в Генштабе поняли, что группировкой в 230 тысяч линию фронта длиной полторы тысячи кэмэ от белорусской границы до Николаева не закрыть. Тогда мы ушли от Киева. Чуть позже – от Харькова. Казалось бы, в этот момент должно было наступить понимание того, что надо менять отношение к нашим действиям на Украине, но, ко всеобщему удивлению, ничего не произошло. Хотя нет, произошло. В этот момент в Кремле перестали говорить о денацификации и демилитаризации Украины, а объявили основной целью защиту республик Донбасса, что бы это ни значило.

– Как-то мрачновато все у тебя получается, – наемник покрутил на столе пустую рюмку.

– Это я все к тому, что такое победа. Четыре месяца назад мы вошли на Украину с одними целями, предполагая легкую прогулку. Цели, как ты видишь, поменялись. Значит, наверное, поменялся и рисунок победы. Я говорю «наверное», потому что не представляю, что сейчас видит Кремль в качестве конкретной победы на Украине, и никто, с кем я общался на эту тему, мне не может на это дать вразумительный ответ. Странно, согласись. Демилитаризация и денацификация настолько широкие и размытые понятия, что и целями их назвать нельзя. Ну как ты денацифицируешь нацию нациков. Уничтожишь? Вытеснишь в Европу? Их можно только перевоспитать. Для этого надо брать полный контроль над страной, к чему в Кремле, судя по всему, никак не готовы. А что такое защита Донбасса? Это признание их Киевом? Освобождение до административных границ? Это прекращение обстрелов? Мирные договоренности вроде Минских? Ты в это веришь? Я нет. Донбасс не признает ни Киев, ни Запад. Даже если мы выйдем на административные границы, конфликт будет заморожен, а это постоянные обстрелы, снайперы, ДРГ. Тогда нужно зачищать буферную зону километров в сто. А что делать с Запорожьем и Херсоном? Там люди сдали нам города без боя. Бросить их в пасть бандеровцам, как в Киевской, Сумской и Харьковской областях, где нам поверили? Для меня даже в том, что происходит, ясности мало, а ты говоришь – дойти до польской границы.

– И что теперь. Переговоры и замирение?