– Я с ним не спорил. Его бы это не остановило, да мне, честно говоря, и не хотелось его останавливать. Когда мы туда добрались, Мигель буквально ворвался в дом.
– Он напал на Соласа, – подсказала Ева, когда Марк снова умолк.
– Набросился на него и начал колотить. И не так, как мы с ним дрались в спарринге, а по-уличному. Через десять секунд Солас был уже на коленях, его рвало. Они ругались по-испански. Я хорошо знаю испанский – и литературный, и уличный понимаю, но я не мог за ними уследить. – Марк снова отпил из бутылки и покачал головой. – Но одно я вам точно скажу: Мигель, не смущаясь, поминал имя Божье всуе. Миссис Солас обняла двух своих дочерей и забилась с ними в угол. Они плакали, все трое. Мигель ударил Соласа по лицу, вырубил его, но не остановился. Мне пришлось его оттащить. Я даже подумал, что не сумею его удержать, а если бы я не сумел, думаю, он мог убить Соласа. Он совершенно обезумел. Я никогда его таким не видел – ни до, ни после. Когда руководишь таким центром, как наш, всякого насмотришься. Совсем молоденькие девочки детей рожают или по три аборта делают. Парни их поколачивают, родители на игле сидят. Я видел и торговлю наркотиками, и бандитские разборки, детей, брошенных родителями. Вы же знаете, как это бывает.
– Да, я знаю, как это бывает.
– Он с этим справлялся. Мог разозлиться или потерять терпение, но никогда не терял головы, пока не столкнулся с Соласом. Но потом он успокоился, взял себя в руки. Он был очень добр с миссис Солас и с девочками. Говорил с ними так мягко, по-доброму, как будто его подменили. Как будто это не он, а кто-то другой избил Соласа.
– Может, так оно и было, – заметила Ева. – Он когда-нибудь говорил с вами о старых друзьях, старых недругах?
– Он говорил, что в юности пару лет побесился. Это подростковый бунт, все через это проходят. Он не упоминал никаких имен, ничего такого, что мне запомнилось бы.
– Помимо вас с Магдой и других священников, с кем он проводил свободное время? С кем общался?
– Я должен сказать, он был общительным и дружелюбным. Знал детей, их родителей, старших братьев и сестер, двоюродных и так далее. Часто играл с ними. Просто вливался в игру.
– Давайте по-другому. Вы не замечали, чтобы он кого-нибудь избегал?
– Нет, – задумчиво ответил Марк, – ничего подобного я не замечал. Извините.
– Спасибо, что уделили нам время. Если что-то вспомните, пожалуйста, позвоните мне.
– Позвоню. – Он поднялся на ноги. – Я чувствую… Я чувствую себя, как в колледже, когда баловался травкой. Как накуришься – в голове туман и слегка подташнивает.
Пока Пибоди провожала его к выходу, Ева сидела, рассеянно вращаясь в кресле. Когда Пибоди вернулась и с надеждой взглянула на коробку с пончиками, Ева махнула рукой. Пибоди бросилась к коробке.
– Ой, с кремом! Ну держись, моя задница, пришел тебе конец!
– У Лино была сестра или другая родственница, или подруга, которую в детстве изнасиловали.
– Пофему? – сумела выговорить Пибоди.
– Он видел кучу дерьма, много чего слышал на исповеди, но единственный раз, когда мы точно знаем, что он выскочил из своего пасторского воротничка и показал, кто он есть на самом деле, это из-за девочки, терпевшей сексуальное насилие.
Пибоди героически проглотила большой кусок.
– Те, кто насилует малолетних, в тюрьме становятся мясом. Даже убийцы хотят с ними поквитаться.
– У него большая выдержка. Пять лет? Пять лет он держался или имел отдушину, о которой никто не знал. А вот на Барбаре Солас вдруг сорвался. Значит, это что-то личное. Глубоко личное.
– Проверим файлы по сексуальным преступлениям против малолетних в этом секторе за пару десятилетий? – спросила Пибоди.
– Придется проверить. Нет гарантий, что об изнасиловании сообщили в полицию, но проверить придется. Затребуй файлы, копии перебрось мне.
Ева опять крутанулась в кресле. Надо проконсультироваться с Мирой, решила она, но это может подождать день или два, пока у нее наберется побольше материала. А сейчас она просто перешлет Мире файлы, данные и запросит психологический портрет или консультацию. Покончив с этим, Ева начала набирать номер лаборатории. Ей хотелось наорать на кого-нибудь.
Но тут ее компьютер сигнализировал о поступающем сообщении.
– Чертовски вовремя, – пробормотала она, увидев, кто отправитель.
Ева с интересом прочитала текст, а затем принялась изучать проявленный рисунок.
Татуировка представляла собой массивный крест с сердцем в перекрестье. Сердце было пронзено ножом, и с острия ножа стекала кровь – три капли.
– М-да, вряд ли это подходящее украшение для священника. Компьютер, поиск по символике изображения из открытого файла. Использование, значение, распространение. Есть ли тут региональный или культурный смысл? Связан ли образ с бандой, с религиозной или антирелигиозной символикой? Вторичное задание: поиск и выведение на экран имен и адресов татуировочных студий или художников по татуировке в испанском Гарлеме между 2020 и 2052 годами.
Пока шел поиск, Ева встала и взяла себе еще кофе. Ей надо было подзарядиться.