«В одном специальном издании не так давно сообщалось, что во время эксперимента по гипнотизму, во Франции, одна скромных нравов молодая девица из рабочего класса, под влиянием внушения, принимала себя, судя по ее минам, жестам, словам и поступкам, сначала за пьяного пожарного, а потом за архиепископа парижского.
<…>Ясно, что такие факты
<…> в корне подрывают мнимую самодостоверность нашего личного самосознания или обычную уверенность в существенном, — а не формальном или феноменологическом только, тождестве нашего я.Не количество снов, разумеется, а сам факт сновидения имел значение для Декартова сомнения в реальности внешнего мира. Но если факт субъективных признаков, принимаемых спящим за внешнюю реальность, колеблет в философе абсолютное доверие и к той реальности, которую мы воспринимаем, по-видимому, в бодрственном состоянии, то и факт гипнотического лжесознания
о своем я должен возбуждать предварительное недоверие и к тому самосознанию, которое, по-видимому, не связано ни с какой аномалией. Ведь безусловно и внешнего критерия для нормальности наших состояний или готового ручательства за отсутствие в данном случае гипноза, или чего-нибудь подобного, мы, философски говоря, допустить не можем. Да и житейски говоря, как спящий обыкновенно не знает, что он спит, и безотчетно считает себя бодрствующим, или точнее — не ставит вопроса о различии этих состояний, так и загипнотизированный субъект не отдает себе отчета в своем положении, и чужие внушения прямо принимает за собственное самосознание.Следует заметить, что формальный или феноменологический субъект при этом вовсе не изменяется:
я, мне, меня, мое — остаются как ни в чем не бывало.Оно и не удивительно: субъекту сознания как таковому нечего изменять в себе, так как в нем самом по себе ничего не содержится,
— это только форма, могущая с одинаковым удобством вмещать психический материал всякой индивидуальности — и модистки, и пожарного, и архиепископа» (Там же, с. 117–118).Гениальное прозрение, опередившее свое время чуть не на век. Прикладная психология сделала это темой своих исследований в конце XX века, назвав его обобщенно измененными состояниями сознания. Гениальное, хотя и извращенное академическим образованием, я бы сказал, вывернутое наизнанку. Но прежде объяснений еще одно наблюдение Соловьева.