- Ну, что? Чем быстрее доберёмся, тем быстрее окажемся в нормальной температуре и примем освежающий душ, - энергично произношу, беря парня за руку и срываясь с места, проклиная духоту с пылью в сухом городе, где практически не выпадают осадки из-за климата. Не то, чтобы я бегу, но изредка ускоряюсь, когда выходим из тени зданий, минуя пешеходные переходы. Мне в новинку держаться за руки на людях, поэтому, после собственных действий, начинаю смущаться, однако не позволяю выпустить его «из виду». Вытираю свободной ладонью влажный лоб, облизывая губы, и ощущаю, что горло сохнет внутри.
- Боже, как же жарко, - произносим почти хором и улыбаемся, стоя на светофоре и теряясь среди подростков, едва ли готовых выползти из своих домов на улицы Денвера. Чем ближе к мотелю, тем меньше людей и тем больше моя паранойя, заставляющая постоянно оборачиваться, ища монстров среди редких прохожих. Парень пытается успокоить меня, уверить, что рядом никого из существ нет, однако сам, замечаю это краем глаза, оглядывается, убеждаясь в правоте моих сомнений. Втягиваю сухой обжигающий воздух, закашливаясь от клубов пыли от точно такого же сухого воздуха, и чуть ли не забегаю со скоростью света в здание. На стене висит кондиционер, потокам холода которого подставляю лицо и наслаждаюсь, когда прохлада обволакивает шею и руки.
Часто моргаю, привыкая к приятному холоду, который вскоре неприятно пронизывает моё тело до костей, заставляя вздрогнуть от острых ощущений. Роюсь в карманах и едва нахожу немного помятые купюры, которые протягиваю тучному мужчине с проглядывающейся сединой, что сидит за стойкой и бесстрастно провожает взглядом двигающуюся в маленьком телевизоре картинку. Получаю ключ без лишних напутствий о том, как хорош мотель, и как хороши в нём номера, ведь мне плевать на обстановку, главное – чтобы было где спать, а всё остальное как-то не трогает.
Тяжело втягиваю воздух, проходя в помещение, предварительно повернув ключ в замочной скважине, делаю осторожные шаги, осматриваясь, после чего устало скидываю с плеч рюкзак и неспеша захожу на кухню, отделённую дешевой перегородкой, которая вот-вот рухнет при дуновении ветерка. Здесь душно, но открывать окна не лучшее решение, поэтому всячески «шарюсь» взглядом по стенам, ища хотя бы намёк на кондиционер, однако нахожу только жалкий разваливающийся вентилятор, бывший когда-то белоснежного цвета, а теперь серые пятна покрывают кнопки наряду с жиром чужих пальцев. Устало пожимаю плечами, шумно сглатывая и борясь с сухостью во рту, пока поворачиваю вентиль с холодной водой и не забочусь о том, что вода может быть не пригодной для питья. Плевать, мне просто нужно смочить сухое горло и справиться с этой слабостью от обезвоживания. Жадно делаю крупные глотки, давясь жидкостью, умываюсь, потирая лицо ладонями, и, наконец-то, облегченно и несколько расслаблено улыбаюсь, поворачиваясь к парню, что разбирает необходимые вещи, как, например, постельное белье, в котором нуждаешься в таких местах, прекрасно зная, зачем снимают подобные номера.
Он взъерошивает короткие светлые волосы и, немного задумавшись, едва ли на секунду, поднимает взгляд своих глаз на меня, отчего моё сердце начинает скакать в груди, а перед глазами взрываются фейерверки. Не знаю, как описать это чувство, но это куда острее наших поцелуев и самых банальных прикосновений. Его взгляд небес, и я готова смотреть в них всю свою жизнь, готова наполнять его моря улыбками и дарить ему лунный свет в ладонях, как бы невозможно это не звучало.
***
Вечерняя прохлада опускается на живой город, на улицы высыпают толпы людей, и не только их. Чем ближе к Сан-Франциско, тем больше монстров в каждом населенном пункте, тем больше оглядывается пара, которой сейчас, похоже, любые горести нипочём.
Элизабет сидит за хрупким столом на кухне, опирается локтями на старую поверхность и прислушивается, как бы не скрипнуло, не треснуло. Горячая чашка с чаем - больше ничего не нашлось – не спешит остывать, да и сама девушка не особо спешит сделать глоток. Задумчиво вглядывается в непонятную жижу, а потом вспоминает про заколку в волосах, которую тут же начинает вертеть, примечая, что в вечернее время та блестит более загадочно, чем днём. Впрочем, не столь это и не обычно, так что шатенка взъерошивает локоны и тяжело вздыхает, не прикоснувшись к напитку.