Укусы, засосы, синяки от пальцев – её молочную вселенную покрывают багровые вспышки света, оставленные мной как знак, что всё это не сон, не иллюзия, а самая настоящая реальность, и что в этой реальности я впервые чувствую себя тем самым жалким девственником, боявшимся сделать что-то лишнее и спугнуть, не получив удовольствие. Это нечто особенное, нечто совсем другое, то, чего у меня никогда не было.
Шатенка сама тянет к моим джинсам свои руки, но не позволяю ей коснуться ремня, решая сделать всё сам и в нужное время, ведь Элизабет не терпится подвести всё к заключительному моменту и получить удовольствие, хотя я способен довольствоваться малым – поцелуями, от которых башню сносит. Кладу её горячие ладони себе на плечи, а девушка сильно сжимает пальцы, когда я, поддавшись моменту, толкаюсь в неё, зажмурившись. Боже, я теряю контроль, просто его сносит огромными волнами океанов её вселенной. Приоткрываю рот, выдохнув судорожно и с дрожью, чувствую, как руки слабеют, и боюсь, что упаду.
Желание захватывает меня, бьёт в затылок, лишая сознания, но я по-прежнему не отключаюсь, тяжело дышу, зарывшись в тёмные волосы девушки, и втягиваю сладкий запах шампуня, купленного в прошлом мотеле, в лёгкие, наполняя себя. Прекрасно понимаю, что меня хватит ненадолго, а напористая натура Элизабет проникает сквозь всё моё существо, ведь сама дочь Артемиды, воспользовавшись моментом слабости, разбирается с ремнём, отправляя его на пол. Металлический лязг свидетельствует конец моего контроля, прощай, друг, я буду по тебе скучать сегодня.
- Ты серьёзно, охотница? – едва слышно шепчу. Меня очень легко спровоцировать, легко подлить бензина в костёр, отчего вспыхиваю в разы сильнее, чем раньше, затмевая рациональное мышление эмоциями и чувствами, вводимыми, словно наркотик, внутривенно. Введите мне, пожалуйста, Элизабет в кровь и не смейте выгонять её оттуда, чтобы она грела изнутри, покрывала поцелуями все капилляры и стенки органов, заставляя прикрыть глаза от удовольствия.
Вся моя медлительность и желание растягивать ласки напрочь отшибает одним лишь действием Фитч, из-за чего тут же припадаю к её шее, кусая выступающую сонную артерию, а потом ключицы, а потом зализывая следы от зубов, спускаясь ниже. Веду дорожку полуукусов-полупоцелуев всё ниже и ниже, останавливаясь у края джинсов. Смотрю исподлобья и наблюдаю за реакцией, что следует незамедлительно. Девушка приподнимается на локтях, собрав остатки сил, и смотрит в ответ дымчатыми зелёными глазами, а я усмехаюсь, отметив румянец на бледном лице. Что ж, я заставлю тебя покраснеть ещё гуще, дорогая.
С нетерпением дрожащими пальцами расстёгиваю пуговицу, затем разбираюсь с ширинкой, нарочито и дразняще медленно стягивая ткань сначала со стройных бедёр, а потом до конца, откинув в сторону. Звук падающей на пол одежды ласкает уши, но сильнее ласкают слух её стоны и сбитое дыхание, наполненное несоизмеримым с моим желанием. А глаза словно бы говорят: «чего ты медлишь, придурок, я хочу этого, как и ты».
Прочищаю горло, так как от хрипов оно начинает болеть, после чего ухмыляюсь, видя, что лицо девушки ещё больше заливается краской, ведь уже стягиваю с неё последний элемент одежды, вновь припадая к желанным губам, мучить которые готов вечно. Бунтарство и хмурость Элизабет теперь заменили смущение и легкая улыбка. Раньше бы она меня огрела чем-нибудь тяжелым, но прямо сейчас отвечает на поцелуй, приоткрывая рот и пропуская внутрь мой язык, проходящийся по ряду зубов, а затем щекочущий нёбо, отчего выдавливаю гортанный стон со стороны шатенки. Я до безумия волнуюсь, закрываю глаза, чтобы хоть на пару секунд отогнать беспричинную тревогу, а затем понимаю, что причина таки кроется в самой Фитч. Она девственница, чистейшая на свете, из-за чего мои руки перестают слушаться в желании поскорее самому избавиться от мешающей одежды. Облизываю губы, шумно сглатывая скопившуюся во рту воду, и вновь пытаюсь привести в порядок мысли, пытаюсь контролировать самого себя, наблюдая за тем, как обнажённая грудь вздымается со скоростью света. Чёрт возьми, Кастеллан, угораздило же тебя влюбиться в такую девушку.
Я и сам рядом с ней чувствую себя невероятно жалким, теряю свой многолетний опыт флирта и секса с девицами, ведь сейчас это нечто новое, как искусство, ранее не созданное человеком. Это наши чувства, эмоции, прикосновения и поцелуи складываются воедино, а назвать всё это занятием любовью как-то скудно и несправедливо по отношению к гамме ощущений. Часто моргаю, стягивая последнюю ткань, разделяющую нас, после чего осторожно провожу рукой по бедру Элизабет, едва ощутимо, ведь на данный момент боюсь причинить ей боль, я вообще боюсь дарить ей неприятные ощущения, а это – одно из самых сильных ударов по её телу.