Ода ночной рубашке

И у сорочки с тех пор началась новая жизнь. Правда, не совсем такая, о какой она мечтала в темноте сундука или чемодана. Она снова вызывала желание, но иное – приобрести шелка и кружева, вызывала стремление стать самой желанной и самой прекрасной. Ведь сейчас она была надета на манекен и стояла в витрине магазина женского белья, заставляя проходящих мимо женщин остановиться и заглядеться на переливы шелка и дивное кружево, а иногда толкнуть дверь и ступить внутрь, чтобы приобрести себе что-нибудь из предложенного ассортимента.

Да, улыбалась сорочка, наслаждаясь вниманием, как хорошо же снова вызывать желания и нравиться!

[1] О Бог ты мой! Клаус! Большое спасибо,  мой дорогой! (нем.)

[2] Только лучшее для тебя (нем.)

[3] Пожалуйста, возьмите... пожалуйста (нем.)

Старый флис

Автор: Laskiell

С Ольгой мы дружим больше десяти лет. Я даже не помню, как мы познакомились. Хотя она утверждает, что тесная дружба началась с того, что я нахамила ей в школьной столовой, а она в ответ кинула в меня пирожком с повидлом. И если уж повидло, на глазах у одноклассников растекающееся по новой блузке, не встало тогда между нами, что говорить о других жизненных неурядицах. Ни разу за это время мы не поругались больше чем на полчаса – ровно столько времени требуется, чтобы доехать от меня до нее. Естественно, расставшись с очередным парнем, я бросилась звонить Оле, плакаться в жилетку. Но слезы и утешения пришлось отложить, так как дружное семейство Бобровых отдыхало за городом, куда пригласили и меня. Взвесив баньку с медовой маской на одной чаше весов, а унылый поход в супермаркет за шпинатом и мытье холодильника на другой, я недолго думая собралась и рванула на электричку.

После теплого приема, шашлыков, и смородиновой настойки, которую Бобров-старший гнал сам, мне стало совсем хорошо и беззаботно. Немного беспокоило лишь задумчивое лицо Олиного брата. Димка был младше нас на два года и обычно представлялся мне назойливым мальчишкой, который смущался, оставаясь со мной наедине. Чуть позже он превратился в угрюмого подростка, но по-прежнему краснел и хмурился, когда мы, не стесняясь, обсуждали при нем своих кавалеров. Потом Дима уехал учиться, вернулся, чуть не женился, передумал, нашел новую работу и сейчас сидел напротив меня. Я нервно ерзала на скамейке, а он, казалось, точно знал, о чем я думаю, потому что то и дело его губы кривились в едва заметной усмешке. Теперь я чувствовала себя школьницей и боялась покраснеть, когда он по-дружески обнял меня в знак приветствия. От неуверенного в себе подростка не осталось и следа: на меня смотрел взрослый мужчина, который точно знал, чего хочет. А вот чего мне хотелось – загадка. Уж точно не ссоры с лучшей подругой, которая очень трепетно относилась к братишке и всех его бывших называла глупыми метелками. Я была уверена, что в нашем негласном кодексе существует правило не крутить романы с младшими братьями, поэтому весь вечер маялась, не находя себе места, и боялась остаться с Димой наедине. А он, словно почувствовав мое настроение, шутил, вспоминал школьные годы, рассказывал, как сох по мне в старших классах, и однажды даже написал признание в любви в стихах. Все смеялись. Отец семейства хлопал меня спине, одобряюще гудел, мама подкладывала салатик, и только Леля недоумевала, глядя на веселящееся семейство и мое непривычное смущение.

Спать нам с Олей постелили на веранде. Я неуверенно переминалась с ноги на ногу, когда она вошла в комнату и, не глядя на меня, бросила на кровать ночнушку из полинявшего флиса.

– Мама просила тебе передать, ночи уже холодные.

– Лель...

– Эта рубашка принадлежала еще бабке. Есть семейное предание, что если надеть ее и лечь спать на новом месте, во сне увидишь своего суженого, – перебила она, залезая под одеяло.

– Спасибо, я...

– Давай спать, а? – подруга отвернулась к стене и выключила ночник.

Всю ночь я ворочалась, рубашка путалась вокруг ног и мешала спать. Вместо суженного передо мной мелькали сюрреалистические картины: мы с Димой целуемся, Оля входит в комнату, конец нашей дружбе, я рыдаю, с горя уезжаю на ПМЖ в Израиль, меняю вероисповедание и выхожу замуж за пейсатого Мойшу.

Проснулась от холода, одеяло сбилось в кучу, а подруги рядом не было. В доме стояла тишина, и я, как есть в ночной рубашке, побрела на кухню. Оля стояла у стола и заваривала чай.

– Будешь? – Она достала еще одну кружку. Я кивнула в ответ.

Я грела руки о горячую кружку, над которой вился легкий дымок. Мы молчали. Когда мне на плечи легло что-то мягкое и защекотало шею, я вздрогнула.

– По утрам здесь дикий холод. – Дима наклонился, завязывая в узел концы пледа.

– Кто тебе снился? – вдруг требовательно спросила Ольга..

– Действительно, кто? – Дима ухмыльнулся, видимо, он тоже был осведомлен о рубашке-прорицательнице, сел рядом и по-свойски приобнял меня за плечи.

– Пейсатый Мойша? – робко начала я, глядя в серьезное лицо подруги.

– Ты уверена, что не высокий блондин, с родимым пятном на щеке и шрамом на левой ноге от падения с велосипеда? – спросил Дима, поворачивая к себе мое лицо.