- Это был тысяча девятьсот сорок третий год. Я был на тот момент семилетним мальчишкой, который мало что понимал. Но понятие «страх» вошло в мою жизнь очень рано. Война застала нас врасплох, как и всех остальных жителей СССР. Мой отец был офицером. Сильный духом и волей, он повел за собой жителей деревни на фронт. Он отважно защищал Родину, но однажды она предала его. Отца взяли в плен фашисты. Но командиры дали приказ отступать войскам, когда его еще можно было спасти, - Дмитрий Петрович впился пальцами в гладкое стекло, будто старался проломить хрупкую на вид поверхность, - Но вернемся на несколько месяцев до этого. Про отца я узнал совсем недавно. Я думаю, вы знаете, что семьи офицеров отправляли из города в город. Выделялись огромные поезда. Нас погружали в вагоны как скотину. Бесполезную и никому не нужную. Мы могли ночевать в этих железных коробках. Ехать из города в город месяцами. Вагоны могли отцепить от одного поезда и отправить совершенно в другом направлении. Так мы с мамой и старшей сестрой, ее звали Верой, колесили по стране три месяца. Самую страшную осень я не забуду никогда. Это было семнадцатое ноября, ветер залезал когтистой лапой под фуфайку и доводил до дрожи. Тучи плыли низко, но дождя уже не было неделю. Вера мучилась в горячке. Неделю назад промокла под ливнем. Ее то бил озноб, то жгло температурой. Мама не отходила от нее ни на шаг, промакивая лицо тряпкой. Она попросила пить…, - старик затих, будто собирал мысли в кучу и пытался вспомнить что-то ускользающее, но очень важное.
Олеся ободряюще погладила пациента по плечу, и он продолжил.
- Сестрёнка очень хотела пить. И мама ушла. На час! Не больше! Она велела не отходить мне от Верочки, и я послушно просидел рядом с ней все время. Поезд тронулся! Понимаете! Без нее! Мы должны были приехать в Новосибирск, но наш вагон перецепили и отправили в Воронеж. Больше я ее не видел. Возможно, мама нас искала, но не нашла. Спустя столько лет мы поменяли с ней десятки городов. Нигде толком не задерживались.
Вера выздоровела спустя несколько недель, хорошо, что с нами ехали мамины знакомые. Они помогали нам во всем. В том числе и в поисках мамы. Но безрезультатно. Сестра умерла три года назад именно в этой больнице. Мы попали сюда вместе. Только с разными заболеваниями. Знаете, Олеся, что самое смешное в ситуации, которая сейчас происходит?
- Нет. Что?
- Это ее инвалидное кресло, - грустно проговорил старик, проведя пальцами по выцарапанному на коричневом подлокотнике имени «Дима», - Она безумно любила меня. И я не бросил ее, когда узнал, что у Верочки туберкулез костей. Она отказалась от лечения. И мы выбрали эту больницу. Она почти никогда не ходила, это причиняло ей боль. А я, как и пообещал маме, много лет назад, не отходил от больной сестры. А она очень любила осень. Любила, когда мне удавалось вывозить ее на улицу. Да, тогда я еще мог сам ходить. Моим же ножиком она и выцарапала тут мое имя. Смерть близкой души подкосила меня, теперь вы и видите меня таким. Жалким и беспомощным стариком. А потом я узнал, что давно болен. Не хочу обременять вас своим диагнозом. Но жить мне осталось не долго. Поэтому я рад, что познакомился с вами Олеся, - мужчина пожал говорящей руку, которая все еще лежала на плече подопечного.
- Спасибо, что открылись, - тихо ответила девушка, - Соболезную.
- Не стоит! Право! – воскликнул Дмитрий Петрович, - Я прожил великолепную жизнь, моя сестра тоже. Каждый рано или поздно уйдет. Лучше скажите, почему вы пришли работать именно сюда?
- Я не смогу вам этого объяснить, - виновато пожала плечами Нильская, - Иногда я принимаю решения, не обдумав ничего. И чаще всего они оказываются самими верными.
Старик улыбнулся:
- Я, наверное, не доживу до следующей осени, можно я еще побуду тут?
- Конечно, - согласилась Олеся, - Вы можете находиться тут, сколько пожелаете. Только давайте не будем думать о плохом.
- Ваше желание – закон, миледи, - шутливо кивнул головой собеседник, вернув глазам прежний блеск, загнав всю боль обратно внутрь себя. Наверняка, он сейчас жалеет, что рассказал обо всем своей сиделке. Или же, наоборот, радуется, что кто-то его выслушал. Кто-то кому не всё равно. Предугадать человека – сложно. И мы не будем этого делать.
Олеся кусала нижнюю губу и задумчиво смотрела в окно. Но совершенно ничего не видела. Она не хотела видеть. Ее мысли сейчас были далеко от больницы. Где-то в далеком прошлом. Где всё кажется серым и грязным. Где тяжелые составы везут в себе тысячи, а, может, и миллионы людей. Которые мечтают, надеяться и живут. Они хотят увидеть свою семью целой и радостной. Надеяться, что отцы вернуться с фронта, что плохие дяди не придут за ними и не расстреляют, как тех партизан, что скрывались в леску неподалеку. Они лишь хотят жить. Разве это так много?
- Думаю, пора вернуться в палату, - через неопределенное количество времени пробормотал старик. Ему явно не хотелось отрываться от осени.
- Я еще привезу вас сюда, - пообещала девушка. И прибавила про себя «Если успею».