Одд к Ключ времени

Одд погрузился в черную воду и одним резким движением оказался в боковом тоннеле. Поток воды то мешал, то помогал ему двигаться вперед. Он чувствовал себя щепкой в водовороте, изо всех сил руками и ногами цепляясь за кладку.

Прошло уже около минуты. Воздух в легких неумолимо заканчивался.

Вдруг течение изменилось. Наверное, так ориентируются в струях воды рыбы. Очередной волной Одда отнесло в сторону, и он понял, что переплыть все-таки удалось.

Быстрыми движениями он вытолкнул себя вверх, выскочив как поплавок над поверхностью и глубоко вдохнул. Ничего слаще этого глотка воздуха невозможно было даже представить.

Рядом послышался плеск. Еще два фыркающих в темноте существа выбрались из ловушки. Друзья крепко обнялись, и впервые за тысячи лет в этой забытой богами норе раздался радостный смех.

– Ты знаешь! – отплевываясь, проговорил Крокк. – Я ведь и мешок вытащил! Круто?!

– Не круче, чем сохранить шляпу! – отозвался Клюпп.

Друзья снова рассмеялись, болтая ногами в теплой отдающей болотом воде. Кстати, им еще предстояло придумать, как теперь выбраться из воды и что предпринять дальше.

Глава 31

НОМЕРА НА ДВЕРЯХ

Вынырнув на поверхность, друзья оказались в каком-то подобии узкого длинного бассейна, завершавшегося пологими каменными ступенями. Несколько таких разной величины были устроены параллельно друг другу в большой зале с колоннами. Света коптилки из запасов Крокка не хватило на то, чтобы рассмотреть этого обширное помещение. Казалось, в высоту оно уходит в самое небо, так что, присмотревшись, можно увидеть сеть мерцающих созвездий над головой. Эхо шагов и речь, отражаясь от стен, преломлялись в таинственную шепчущую музыку. Она словно усыпляла, внушая небывалое спокойствие. Правда, когда в одном из бассейнов кто-то со скрежетом и стуком начал прогуливаться по дну, гармония была прилично нарушена. Лишайник выбрался из воды и широко осклабился, обнаружив своих спутников невредимыми. Как известно, у троллей алмазные зубы. Его улыбка сияла миллионом искр, словно висела в воздухе сама по себе, как у одного известного всем и довольно нахального кота.

Отдохнув у воды в шепчущей бархатной темноте, а затем почти на ощупь выбравшись через один из боковых проходов, они долго петляли по пустым тоннелям, однообразие которых невольно вводило в ступор. В них не было даже вездесущих слизняков, которые, казалось, должны были быть в восторге от такого раздолья. Это настораживало, но и обнадеживало одновременно: по крайней мере, пока об их присутствии здесь никто не знает. Наверное, не знает, потому что уверенным в таком месте невозможно быть ни в чем. Даже самый тихий закуток в орочьих подземельях мог оказаться ловушкой.

Хуже всего себя чувствовал Одд, на которого навалились жуткие воспоминания двух лет, проведенных в шахтах. Когда в свете лампы друзья видели его глаза, то они казались остекленевшими и черными, как проход в заброшенную штольню. Совсем непривычное зрелище: обычно Одд смотрел слегка насмешливо, с твердым холодным вызовом.

Крокк несколько раз пытался заговаривать с ним, но тот отвечал односложно или не отвечал вовсе, полностью погрузившись в себя. Сейчас он напоминал большую подвижную марионетку, шагающую все равно куда и все равно зачем. Крокк, конечно, любил пошутить над другом, но он понимал, как тяжело сейчас его товарищу, и был твердо уверен, что скоро это пройдет: Одд переварит в себе скопившуюся горечь, как случайно проглоченный кусок гнилого яблока, и они еще вместе посмеются надо всем случившимся.

Он поправил перевязанные проволокой очки и пошел вперед, держа перед собой малюсенькую, как кофейная чашка, и жутко коптящую масляную лампу. За ним шел малыш Клюпп в своей похожей на засохший блин шляпе. Он уже вполне оправился от того случая, когда ему на голову высыпали тележку золы, стоически перенес чреду купаний, встряхнулся от блуждания в темноте – и теперь чутко вслушивался, стараясь различить любую опасность. За ними молча шел Одд, крепко сжимая булаву в руке, погруженный в собственные мысли. Замыкал процессию сгорбившийся Лишайник, перекрывавший собой, как пробкой, просвет тоннеля. Если бы вперед захотела пробежать мышь, ей бы пришлось попросить тролля встать боком, а самой протиснуться вдоль стены, втянув живот.

Их путь все продолжался и продолжался. Стена за стеной, поворот за поворотом. Блестящий от влаги пол, осклизлые пологие спуски, запах влажного камня и щекочущих ноздри испарений древнего подземного царства…

Пока они не оказались в каком-то «неправильном» тоннеле, заметно отличавшемся от остальных. Он был совершенно сухим, а стены казались теплее, чем в промозглых коридорах, оставшихся позади. Но самым странным казался неподвижный «висячий» воздух, что вовсе не свойственно запутанным орочьим подземельям, сквозняки в которых носятся и завывают, как издыхающие шакалы. В шахтах дети называли этот вой «песней мертвецов». Он был слышен постоянно и так изматывал, что многие затыкали уши, лишь бы не слышать игру этого унылого оркестра подземных труб.