Одержимость

Внезапно мне стало холодно, и я потерла руки. Слёзы навернулись на глаза, но я быстро вытерла их. Деклан был постоянным приливом и отливом. Кларк попытался избавиться от него, старясь забелить мой пестрый разум. Церковь сдерживала с помощью сказок о грехе и использовала мои же преступления и собственные страхи против меня. Я стала чрезмерно истощенной, вечно голодной, не испытывая при этом желания есть. Я разваливалась.

По крайней мере, сегодня удача была на моей стороне, в магазине не было посетителей, за исключением работающего в студии художника. Музыка, под которую он работал, доносилась сквозь стены магазина, и это было единственное, что держало меня цельной. Мне понравился этот альбом, я тоже слушала его, когда рисовала. Я обернулась и посмотрела на дверь студии. Чендлер сказал, что я могу беспокоить художника, если сочту это необходимым. Мне было любопытно. Это ведь не страшно, если я посмотрю, над чем работает этот парень. Мне нравилось искусство, и я скучала по нему. Я бы быстро заглянула туда и предложила ему воды. Возможно, ему нужны ещё краски. Внутренности перевернулись, и я закусила губу. Мне так нужно отвлечься от реальности. Всё, решено. Я позволю себе заглянуть туда.

Когда я двинулась к двери мои руки стали липкими. Вытерла их о джинсы, чувствуя себя более нервной, чем обычно. Сейчас я была защищена от извращенных представлений моего мужа о Боге, снова погрузившись в мир искусства, и так как его красота проглотила меня целиком, я испугалась. Потому что все, что у меня было раньше, — это искусство и Деклан. Что, если я забыла, как творить? Что, если Кларк и церковь, высосали последние части того, кем я была? У меня уже никогда не будет Деклана, но всё ещё была надежда, что я почувствую запах краски и испытаю ощущение кисти в руке. После того, что натворила, я не была уверена, что заслужила эту надежду, но, когда пальцы коснулись прохладной металлической ручки двери, ведущей в студию, надежда расцвела во мне.

Я открыла дверь, и музыка, похожая на сон, ускорила сердцебиение. Я сделала несколько робких шагов и поняла, что в студии никого нет. Свет был включен, на подставке лежала палитра, наполненная красками, но покрытая пленкой, будто художник закончил работу. Возможно, я пропустила его уход, пока подсчитывала реестр с Чендлером. Тут я заметила телефон, подключенный к стерео-системе, и задалась вопросом, почему художник не отключил музыку. Где-то громко хлопнула дверь, и я подскочила.

Вырвалось нервное хихиканье, и я покачала головой.

— Здравствуйте?

Ничего.

Ноги ощущались тяжелыми, когда я сделала ещё несколько шагов. Взгляд опустился на холст, и грудь начала сжиматься с каждым неустойчивым ударом сердца. Великолепные мазки цвета предстали передо мной. Фиолетовый и оранжевый цвета, смешавшись, создающие эффект потрясающего заката позади пары голубых глаз. Я подошла ближе к картине. Волосы на тыльной стороне шеи встали дыбом, мурашки побежали по коже. В кончиках пальцев закололо, когда поняла, что комбинация цветов и мазки кисти на холсте мне знакомы.

С губ сорвался стон. Это были мои глаза! Возможно ли это? Я собиралась сделать шаг назад и лучше рассмотреть картину, когда почувствовала, как что-то коснулось моих волос. Крик застрял у меня в горле, когда я развернулась, чтобы посмотреть, что или кто коснулся меня. Мои глаза расширились, и заглушенный крик перешел в громкий вздох.

— Деклан? — мой голос звучал как чужой. Смотреть на него — во плоти … Это просто сон. Я застряла во сне. Я поднесла дрожащую руку к губам.

Он смотрел на меня в ужасе. В светло-голубых глазах плескалась неуверенность, будто он не верил своим глазам, что я действительно стою перед ним. Его плечи были очень широкими, гораздо шире, чем я помнила, густая подстриженная борода, русый цвет волос. Этот Деклан был мне незнаком, но смущенный, грустный блеск его глаз вызвал у меня желание прикоснуться к нему, чтобы успокоить.

Я сделала шаг вперед, но он отступил. Движение выдернуло нас из дымки и вернуло в реальность.

— Нет, — глубокий голос прозвучал как удар. Я забыла его тембр несколько лет назад, и, услышав вновь, у меня подогнулись колени. — Как... — Он на миг прикрыл глаза и сжал челюсть прежде, чем плотная глубина его ненависти ударила меня в самое сердце.

Это был не тот Деклан, которого я знала. Прежний Деклан был юношей на пороге мужественности. Его глаза были добрыми, тело худощавым, но сильным. У этого Деклана только черты лица по-прежнему сохранили мягкость молодости. Он стал настоящим мужчиной: застывшим и суровым. Его тело состояло из сплошных мышц. Руки были полностью покрыты рукавами татуировок, и они нервно двигались под забрызганной краской белой футболкой. Он был измученным, уставшим и абсолютно красивым. Мои внутренности плотнее завязывались в узел, пока тишина между нами росла. Деклан просканировали мое тело, и мне стало интересно, о чём же он думает. На его губах не было радости, никакого счастья не было и в этих прозрачных глазах.