Одержимость

— Как ты узнала, что я здесь? — Деклан закрыл глаза, прижал обе ладони к своим вискам и покачал головой.

— Я-я-я… здесь работаю — моё заикание заставило его открыть глаза и зафиксировать взгляд на мне. Его руки теперь висели по бокам, сжавшись в кулаки.

Губы Деклана шевелились, но ничего не было слышно, ни слов, ни звука. Мое сердце забилось, когда я смотрела, как этот человек превращается в мальчика, которого я любила и всё ещё люблю. Он прислушивался к шуму в своей голове, и каждый нервный узел в моем теле хотел дотянуться до него, как раньше. Так, как я всегда делала. Стремление утешить его, победило чувство самосохранения. Я коснулась подергивающейся мышцы его бицепса, он был на удивление мягок. Его глаза метнулись к моим пальцам. Моя чистая кожа на фоне его чернил. Это не пара ... больше нет.

Он отмахнулся от моего прикосновения.

— Не прикасайся, чёрт возьми, ко мне.

Угроза в его голосе прошлась по моему позвоночнику, и я отшатнулась назад.

— Извини, — страх был явным в моём голосе, и его взгляд смягчился.

Как я должна поступить? Что я могу сказать? В последний раз я видела Деклана через неделю после того, как прервала беременность. Он был против, это противоречило всему, во что он верил. Он бы женился на мне, завалил себя какой-нибудь дерьмовой работой, отказался от всего, что он когда-либо хотел, лишь для того, чтобы содержать нас, как сначала поступил его отец ради его матери. Я была молода, испугана, а его отец со временем превратился в пьяницу.

Кроме того, мои родители начали посещать эту проклятую церковь, и говорили мне, что Деклан мне не пара, и я должна бросить его. Они начали сеять семена сомнения во мне, и когда поняли, что я не буду подчиняться, начали угрожать, говоря, что я потеряю всё, если останусь с ним. И когда я узнала, что беременна, вместо радости почувствовала агонию. Родители отправили бы меня далеко отсюда, если бы я решила сохранить ребенка, и я никогда бы больше не увидела Деклана. В тот момент прервать беременность было единственным верным вариантом.

Деклан никогда не говорил об этом, но он ненавидел меня за то, что заставила его согласиться; ненавидел за то, что отвел меня в клинику; ненавидел за то, что я убила нашего ребенка. За семь дней наша история закончилась. Деклан никогда больше не смотрел на меня как прежде, как последней ночью, что мы провели вместе ... Всё, что мы любили друг в друге, было разрушено.

Когда я посмотрела на него и увидела гнев, проявляющийся в его быстром дыхании, то поняла, что он всё ещё не простил меня. Он всё ещё ненавидел меня и имел на это полное право. Я была убийцей, которая убила всё.

— Мне очень жаль, — повторила я, и напряжение в его плечах ослабло, когда слёзы потекли из моих глаз.

Он пробормотал что-то себе под нос и повернулся к стерео. В это мгновение мне захотелось сбежать. Оставить студию и магазин далеко позади, запрыгнув в машину. Спастись бегством, проложить столько миль между мной и прошлым, сколько получится. Вместо этого я застыла. Захваченная его запахом и тем, как он смешивался внутри меня с каждым рваным вздохом, который я делала. Я скучала по этому. Скучала по нему и тому, как чувствовала себя рядом с ним. Было так много слов, которые я хотела произнести, про которые он должен знать, но в студии повисла тишина. Деклан молча положил в карман свой телефон, повернулся и сделал шаг вперед, но остановился. Девять лет были вечностью по сравнению с пятнадцатью метрами между нами, но когда его глаза затуманились, я поняла, что он скользнул в темную сторону, куда поклялся никогда больше не попадать.

— Деклан, я не знаю, что сказать, — голос дрогнул, а он отступил назад.

— Ты ничего не должна говорить, Пэйдж. — Он вздрогнул от звука моего имени, развернулся и исчез за дверью.

Громко взвыла сигнализация, хлопнула дверь аварийного выхода. Всхлип вырвался у меня из груди.

Он ушёл.

8

«Лжец».

Ладонь Пэйдж опалила мою покрытую татуировками кожу.

— Не прикасайся, нахрен, ко мне.

Дотронься до меня.

«Она обманула тебя».

«Ты жалок».

В голове бушевал рёв, а из помещения словно выкачали воздух. Моё сердце колотилось, стучало и почти вырывалось из груди. Я не мог дышать.

Её глаза. Эти чертовы глаза, наполнились страхом, когда я повысил голос, но её ладонь ощущалась огнем на моей коже. Это была агония и наслаждение одновременно.

— Извини, — произнесла она дрожащим от страха голосом.

Ярость прошлась вдоль моего позвоночника грохочущими волнами. Пэйдж сжалась, пытаясь стать незаметной. Тишина разрослась между нами подобно инфекции, гнилой воздух пах ржавчиной.

— Мне очень жаль, — снова заговорила Пэйдж, её тон был мягким, грустным, почти эфемерным.