Одержимость

— Ангелина Марковна, а Константин говорил вам хоть что-нибудь о том, что компьютер на него влияет? Может быть, как-то прокомментировал слова Болотникова об этом?

— Добрались наконец до сути. — Тетушка метнула в Женю один из своих пудовых взглядов, но был он на сей раз не убойным, скорее, тусклым и уставшим.

Жене показалось, что это игра, тетушка давит на жалость, пытается уклониться от неудобного вопроса.

— Ответьте, пожалуйста, это важно, — повторила она настойчиво.

— Болотников всегда был легковесным позером. А Константин — человек серьезный. Он такими словами не бросался, если сомневался хоть на йоту. Но выглядел он в последние дни ужасно.

— Вы хотите сказать, Константин понимал, что творится что-то неладное, но не хотел делиться ни с кем, даже с вами, тщательно не проанализировав, не разобравшись в себе?

— Вот именно.

— Но теперь-то вы, Ангелина Марковна, знаете, о чем он думал перед смертью?

— Что вы говорите? — выпрямилась Ангелина Марковна. — Что за вздор?!

— Это не вздор. Константин вел дневник. Я знаю, что он у вас, и я хочу его видеть. Спасибо за угощенье!

Женя встала из-за стола, но тетушка осталась сидеть.

— Проболтались, значит… — сказала она после долгой паузы, качая головой. — Ну, понятно кто — Чирков! А если я скажу, что дневника у меня нет?!

— Тогда я скажу, что вы утаили его от следствия. Конечно, не ваша вина в том, что номер Константина осматривали через пень колоду, но вы ведь там были?

Ангелина Марковна снова пустила слезу.

— Вы что, не понимаете?! Я была в шоке, я ни о чем не могла думать, что вы себе, вообще, позволяете!

— Однако дневник вы забрали с собой.

— Да! Я забрала его с собой! Там только личные записи, и они никого не касаются. Ни следствия, ни вас.

— Если речь идет о самоубийстве, очень даже касаются! Дневник Константина — главная улика в деле.

— Все равно дело уже закрыто, — слабо защищалась Ангелина Марковна.

— Будет снова открыто, — мстительно пообещала Женя.

— Ладно, черт с вами! Читайте. Но только в моем присутствии.

Тетушка принесла общую тетрадь с перекидными листами. Заполнено было всего несколько страниц.

— А где остальное?! — спросила Женя.

— Вы что же, собираетесь это издать? Здесь все, что относится ко времени последнего матча. Остальное — точно вас не касается, милочка!

Женя проверила: действительно первая запись была датирована пятым января, пересчитала листы. На задней обложке значилось 48, а было их реально 46.

— Здесь не хватает двойного листа, — сообщила Женя тетушке.

— Хотите сказать, я его вырвала и скрываю от следствия?! — съязвила Ангелина Марковна.

— А это не так?

— Представьте себе, нет!

Записи шли подряд, разрывов внутри текста Женя не обнаружила, значит, либо вырвана была последняя исписанная страница и смежная с ней, либо вообще чистая.

Большая часть текста оказалась посвящена разбору партий — сплошь шахматная нотация, минимум комментариев, но как раз комментарии и интересовали Женю.

18

Очнулся Юрий Петрович в «обезьяннике». Он пришел в себя от тупой, ноющей боли в затылке. И еще — от вони, которая исходила и от соседей, и от него самого. Оказалось, его нашли в мусорном баке, в его же собственном дворе. Как он туда попал, Гордеев понятия не имел. Очевидно, этот хамелеон из «БМВ» постарался.

Кроме боли в голове было несколько цифр и букв, и это было удивительно. А впрочем, нейрохирурги ведь допускают всякие чудеса, происходящие от ударов по черепу. Отказавшись от медицинской помощи, вернувшись домой и забравшись в горячую ванну, Гордеев позвонил в «Глорию». По крайней мере, теперь он знал номер «БМВ», и завтра Щербак его проверит.

Не успел он отложить телефон, тот тут же заверещал.

— Юрий? Это Валерия. Вы не могли бы подъехать ко мне?

— Прямо сейчас?

— Если это возможно.

— А до утра никак нельзя отложить?

— Я вас очень-очень прошу, приезжайте…

19

Из дневника Константина Мельника:

«05.01. В первый день турнира начал новую тетрадь — добрый знак. Если быть до конца честным, я немного помог провидению: неделю делал записи длиннее обычного, „заливал воду“. Вспомнил габровский анекдот из репертуара дяди Артура. (Как он любил их рассказывать. Сам хохотал до упаду, тетя Ангелина похихикивала, а мне они всегда казались несмешными.) Один сосед одалживает у другого энную сумму, пишет расписку… „как 9 процентов?! Ты что, сосед, побойся бога!“ — а сосед ему: „ничего, бог сверху глядит, 9 примет за 6“.