Одержимость

Когда закончили, было что-то около половины третьего, я утратил счет времени — редчайший случай! — и сознательно избегал смотреть на часы, как будто опасался, что стрелки от этого станут двигаться быстрее. Тогда я и сказал Вардану Георгиевичу, что отрезок с 18 и до последнего, 40-го хода считаю одним из лучших, если не лучшим мини-геймом в своей жизни. На что он — Мовсесян есть Мовсесян — пренебрежительно заметил: „Шахматист, считающий своим высшим достижением ничейную партию, тем более отдельную ее часть, обречен войти в историю как неудачник. Он не достоин быть чемпионом и не станет им“. Разозлившись, он попытался доказать, что жертвы пешек, предложенные „Владимиром I“ в дебюте, были либо чистейшей воды авантюрой, действенной только против меня, либо результатом прокола в алгоритме. Так или иначе, оба хода якобы были второсортными, но я, зациклившись на обороне, просмотрел форсированный выигрыш. Олег призывал нас не устраивать бесплодной дискуссии в третьем часу ночи, возможно, накануне доигрывания (всегда имеется хоть минимальный, но шанс, что, находясь под взаимным влиянием, мы чего-то недоглядели). Но я не послушал его, я завелся, как мальчишка! Я видел, что Вардан Георгиевич не прав, но из-за усталости не смог убедительно сформулировать свои доводы и в пылу спора оскорбил его. Он тут же ушел, не прощаясь, не дав мне возможности принести извинения немедленно.

У него стенокардия, обостряющаяся при перемене погоды. А у меня на сердце тяжелый осадок, бумага его не растворит, я вынужден носить его в себе еще много часов.

…только что закончилась плановая пресс-конференция. Мы с Болотниковым хором пообещали мобилизовать скрытые резервы и после двухдневного перерыва обязательно переломить ситуацию в свою пользу. Легко давать обещания! Как их потом выполнять?

Вардан Георгиевич на пресс-конференции не появился. Нужно идти к нему извиняться. Мучительно ищу слова.

12.01. Слова оказались не те. Вардан Георгиевич по-прежнему обижен. Даже позволил мне и Олегу самим поработать над дебютом для четвертой партии, сказал, что должен уделить внимание Даниле. Малышу действительно скоро играть, но, не будь Вардан Георгиевич так расстроен, он предложил бы мне отдохнуть и вообще не подходить к доске.

Работать я не смог. Хотелось разобрать оставшиеся дебютные заготовки, но сосредоточиться не получилось. Олег не оставил камня на камне от моих построений.

Что делать?

14.01. Сегодня четвертая партия Болотникова.

Мной овладела крамольная мысль: поскольку мы с Варданом Георгиевичем все равно почти что в ссоре, почему бы не сделать то, что он запретил мне категорически — посмотреть, как играет Болотников? Надеюсь, он не узнает. А для начала нужно раздобыть в пресс-центре комментарии к его предыдущим партиям. Посмотрим, что думает шахматная общественность об игре моего заочного оппонента.

В пресс-центре было практически пусто. Пока на меня не обратили внимания, нагреб массу материалов и ретировался. Вардан Георгиевич запретил мне до окончания турнира тратить время и, главное, нервную энергию на анализ болотниковских партий, но уж грешить так грешить, семь бед — один ответ. До 15.00, когда Болотников выйдет на сцену, целая вечность. В предвкушении интереснейшего разбора тяну резину, пишу ничего не значащие строки.

В дверях пресс-центра столкнулся с одним странным типом. Милицейский капитан, выправка как у гренадера, гусарские усы, лицо — гранит, шинель отутюжена, что такой человек в милиции делает?! Ему бы в милицейских сериалах сниматься. Если бы не одно „но“. Из-под воротника торчит какое-то цветастое цивильное кашне, как будто его бабушка на дежурство собирала. Вытер нос платком и уставился на меня своим милицейским взглядом, мне даже стало не по себе. К счастью, кто-то его отвлек.

Все! Сажусь разбирать Болотникова по косточкам.

Сейчас начало девятого (вечера). Понятия не имею, когда вернулся в номер, такого со мной не случалось с семи лет, когда тетя Ангелина подарила мне часы. Произошедшее просто не укладывается в голове. Не знаю, сколько собирался с духом, прежде чем сесть за дневник, хотя вести записи, казалось бы, настолько уже вошло в привычку, что эта процедура не требует никаких затрат душевной энергии, точно так же, как не требует их утренний или вечерний туалет. Впрочем, по возвращении я и не умывался. Пришлось пускаться с самим собой в дипломатические переговоры — слишком важным событиям я стал очевидцем, стоит забыть хотя бы мельчайшую деталь, и я никогда не прощу себе слабоволия. (Переговоры увенчались успехом, свидетельством чему эти строки.)