Одержимость

На свадьбе Алексея Николаевича и Маши я порхала довольная и счастливая, ночью Лёша был необыкновенно нежен со мной, подарил букет роз в знак примирения, мы вместе сходили в салон красоты, и он помог выбрать вечернее платье. У него отменный вкус. Мне всегда безумно нравился его выбор. Я забыла обо всем, а он так красиво убеждал, смотрела в его голубые глаза и верила каждому слову. Маша, бедняжка, пряталась у него дома, и он вынужден был скрывать от всех, особенно от отца, который мог рассказать родителям Маши где она…Правдоподобно? Более чем, особенно для меня, потому что хотела в это верить. Боже, какую лапшу он вешал мне на уши, целуя мою шею, покусывая мочку уха и поглаживая грудь под лифом шёлкового платья, намекая на продолжение, когда мы останемся одни. А у меня низ живота сводило судорогой возбуждения, от одной мысли что Лёша снова будет брать меня, ласкать, целовать, шептать непристойные глупости на ухо. Он умел свести с ума одним прикосновением, порханием пальцев, скольжением горячих губ. Смотрела на него и задыхалась от счастья. Мой мужчина. Мой любимый. А он никогда не был моим. Он принадлежал ЕЙ. С той самой минуты как притащил Куклу в свой дом, принадлежал только ей. Телом, душой, сердцем. Только, я хоть и чувствовала подвох, не могла догадаться о масштабе этой лжи, которая окружила нас со всех сторон с появлением этого исчадия ада, маленькой твари, манипуляторши. Я даже хотела с ней подружиться, мечтала стать подругами, чтобы Лёша был доволен. Все для него. Не понимаю, как мы могли быть такими слепыми? Я и отец Лёши? Ладно, Лешка молод, эта тварь окрутила его, запудрила мозги. А Алексей Дмитриевич? Почему он ничего не замечал? Он носился с Машей как с ребёнком, он ее обожал…, впрочем, как и его сын. Они оба ее обожали. Чёртовую суку.

Но тогда… у меня и в мыслях этого не было, наоборот, я порхала. Нет соперницы, есть жена Лешиного отца. Впору наслаждаться жизнью, и я наслаждалась.

Отец Лёши сделал нам чудесный сюрприз, я ликовала, как ребёнок. Ура. Париж. Город любви с любимым мужчиной. Прихватив вещи, собранные на скорую руку мы уехали вместе с новобрачными на следующее утро после свадьбы. Я все ещё не замечала, как Лёша становится все мрачнее, не замечала, как темнеют его глаза, как судорожно он сжимает кулаки. Это спустя много месяцев, когда я все узнала, то поняла какой дурой была все это время, что уже тогда приняла участие в их игре. Стала жалкой пешкой, покорной и глупой овцой, которая с улыбкой на губах пошла на заклание. Даже потом, ночью, когда мы поехали домой, собирать вещи, и Лёша уложил меня спать, поцеловав в лоб, а сам ушёл на балкон, под предлогом, что ему нужно обдумать предложение отца, я все ещё была по-идиотски счастлива.

Лежала, и, глядя в потолок, думала о том насколько несправедлива была к нему, как прогнала его, устроила истерику на пустом месте. На пустом! Черта с два! Они уже тогда были любовниками, уже тогда ими овладело это постыдное безумие, похоть, дикое желание, бесстыдное, унизительное чувство, мерзость. Они трепали друг другу нервы, а я им помогала в этой проклятой игре без правил и не понимала этого. Встала под утро, а Лёши все ещё нет, прокралась босиком на балкон и увидела его пьяного, злого, он сидел на корточках с сигаретой в зубах и наматывал на сбитые костяшки пальцев полотенце. Я тихо вышла и направилась в ванную умываться, споткнулась о куски отбитой плитки и тяжело вздохнула, списала это на примирение с Алексеем Дмитриевичем, я ведь знала об их проблемах, решила, что Лёша переживает, ведь отец женился.

Да, он переживал. Он с ума сходил…потому что ревновал свою сучку к отцу, потому что уже тогда он любил ее. За что? Я не знала, не понимала и никогда не пойму. Кукла ведь не любила его так, как я. Проклятая дрянь не могла дать ему: верность, преданность, ласку, нежность, она — просто Кукла. Нет у неё души, играла с нами со всеми, ломала наши жизни, а он…он дико ее любил. Мне бы хватило и десятой доли того сумасшествия, что он испытывал к Маше, а ей было мало? Чем я хуже?!!! Чем?! Я красивая, умная, скромная… ради него все бросила, мир ему готова была подарить.

Боже, я даже тогда пожалела его, обнимала, шептала слова утешения, а Лёша скрипел зубами и опять тянулся за бутылкой.

Так и поехал пьяный, машину повела я. Украдкой смотрела на него, а он курил сигарету за сигаретой и только при встрече с отцом…когда тот сказал, что его юная жена уснула ещё до того, как разошлись все гости и ему пришлось "маленькую пьяницу" перенести в комнату, а утром отпаивать крепким чаем, Лёша успокоился. Как же эта гадина, змея водила всех за нос. И они…оба дураки, любили ее. И тот, и другой.

Но тогда все только начиналось и вряд ли у меня был малейший шанс все изменить разве что бежать без оглядки пока не затянуло в воронку. Я была слишком далека от всего этого, слишком глупа и наивна.

Россия. 2001 год. Алексей Дмитриевич.