Одержимость Малиновского (СИ)

— Тебе было всего четырнадцать, когда я заболел тобой — это ненормально, котёнок. Ты же ребёнком была, моей маленькой девочкой, один только миг всё провернул с ног на голову. Ты перестала быть моей малышкой, а стала моим наважденьем, от которого ни спрятаться, ни скрыться, даже во снах преследовала меня. — Покрывая моё лицо горячими поцелуями, продолжил он свою исповедь. — Это был ад… Я так хотел тебя, что в глазах темнело. Думал, с ума сойду, — на выдохе произносит он, продолжая с силой удерживать меня, словно я смогу сбежать. Только зря боялся, тело по-прежнему не слушается. — Вернее, сошёл, — как-то обречённо засмеялся он. — Ревновал к каждой капле, ветру, что ласкали твоё прекрасное тело. Ты была такой юной и такой…чистой, — со стоном произносит последние слова и накрывает мой рот своими порочными губами.

Его поцелуй подавлял мою волю, лишал возможности вдохнуть полной грудью, он словно клеймил меня им, опаляя своей страстью сознание. Это безумие! И в то же время — ошеломляюще прекрасно, мне нравится касание его рук, напор его губ и бесцеремонность его языка, от действия которого ноги подгибались. А сердце… О боже, казалось, оно выпрыгнет из груди от восторга. Я всё ещё люблю… Так сильно, что становится страшно. Не перегорело и никогда не перегорит, пора признать сей факт.

— Я устал бороться… — это первые его слова, когда он оторвался от моих губ. — И не собираюсь больше. — Он отступает и, хватаясь руками за полотенце, срывает его с меня. Этот жест меня отрезвил.

Да какого я ему позволяю всё это?! Бороться он устал… С ума он сходил по мне, да ну нафиг! Отскакиваю и, схватив с лавки халат, быстро натягиваю на себя, хватит с него стриптиза. Иван продолжает следить за мной обезумевшим взглядом и делает плавный шаг ко мне, словно хищник, готовясь к броску.

— Даже думать не смей, — выставила я руки вперёд, он замер, словно наткнутся на невидимую преграду. — Значит, говоришь, что двенадцать лет назад запал на меня. — Теперь он молчит, только взгляд у него изменился, безумный блеск пропал, вместо него появился арктический холод. — Ваня, не нужно меня оскорблять ложью, если бы ты чувствовал ко мне хоть капельку тепла, то не поступал бы так жестоко.

— Я делал всё это только для твоего блага, — начал он безжизненным голосом, проведя нервно пятернёй по волосам. — Лучшим вариантом была для тебя ненависть ко мне, а не любовь. Поверь, я недостоин был твоей любви, твои чувства чисты, а мои… — он замолчал.

А сейчас, значит, достоин? Оригинально…

— А может быть, я сама должна была решать, чего ты достоин, а чего нет? Кто тебе дал право решать за двоих?!

— Мира, мать твою! — взорвался он. — Ты меня что, не слышала? Тебе было всего четырнадцать лет, а я уже хотел тебя как женщину. Это извращённые чувства, грязные, ты достойна была лучшего. Ты же была моей маленькой девочкой, которую я поклялся защищать и оберегать от всего на свете. Только судьба распорядилась иначе: я представлял для тебя опасность. Услышь меня — опасность!!! — прокричал он последнее слово.

— Маму не трогай! — одёрнула его, вот терпеть не могу, когда такое говорят. — Ты мог бы подождать, когда я вырасту, а не кувыркаться с другими девушками. Понимаешь? Ведь… — мой голос предательски дрогнул, — когда любишь по-настоящему, другой человек не нужен, ты просто не сможешь ни с кем. А ты мог, ещё как зажигал… Так что ты ничего не испытывал ко мне помимо вожделения. Да бог с этим! Я бы даже попыталась понять твои похождения, пусть не сразу… Но ответь, почему ты только сейчас говоришь о своих якобы чувствах, или хотел оторваться перед свадьбой на всю катушку, поэтому и тянул?

— У меня были веские причины не приближаться к тебе раньше. И у меня давно не было женщин других, о-очень давно. Потому что ты права: другие мне стали не нужны…

Да ладно! Насколько мне не изменяет память, ещё как нужны! Ну всё, сам напросился!

— И уж извини, я не верю тебе, — театрально развела я руками, а саму просто взбесило его лицемерие. Он что, за дуру меня держит?

— Веришь или нет, это ничего уже не изменит, я не отступлюсь.

— Раз у нас сегодня вечер откровений, я тоже открою тебе свою грязную тайну. Двенадцать лет назад я собиралась тебя разыграть, спряталась в шкаф, и тут нежданчик: ты ввалился со своей Танюшей, и, пока я пыталась оправиться от шока, вы перешли к горяченькому. — Иван побледнел, когда осознал, что я была свидетелем его рандеву. — Не переживай, я закрыла глаза, но всё отчётливо слышала. Особенно мне было больно слышать, как ты меня проклинал потом. Неужели ты думаешь, что после всего этого я смогу поверить в твои якобы чувства? Кстати, счёт у нас сравнялся, раз мы друг друга подловили при пикантных обстоятельствах: два-два. — Я пыталась шутить, но сердце вновь начало кровоточить при воспоминании того дня.

— Боже… — со стоном произнёс он, и его лицо исказила гримаса боли, — нет…нет! Котёнок, мне так…жаль. — Протянул он руку, но я посмотрела на него, не скрывая презрения — не верю в его искренность, разведчики и не такое могут изобразить. Он замер, так и не дотронувшись до меня.