Одержимость Малиновского (СИ)

Поэтому, когда в шестнадцать лет меня «пригласили» поработать на благо нашей Родины, не задумываясь согласился. Да и выбора не было: не согласился бы, у мамы, тёти Лизы и Беркутова Глеба Владимировича были бы серьёзные проблемы. И пусть последний бы без боя не сдался, и возможности имел ответить на вызов, но эти люди и не таким шишкам портили основательно жизнь. Мои родные в своё время жили по подложным документам, прячась от твари, что истязал мать. Тётя Лиза брала по ним кредиты, чтобы оплатить мне лечение и помочь матушке. А вот Беркутов с Яном зверски убили моего биологического отца, и не только это. Увы, есть те, кто внимательно следят за определёнными людьми, годами собирают компромат и не трогают до поры до времени. А вот когда будет нужно, вывалят это дерьмо на голову и заставят плясать под их дудку. Я удивился, когда они мне про него сказали, вначале не понял, почему и Глеба приплели? Оказалось, что они знали о моём трепетном отношении к Мирославе, мол, отца посадят, девочка будет страдать. Она всегда была моей слабостью и в то же время звёздочкой, что озаряла мне путь во тьме. Что скажешь, там работают профессионалы своего дела, быстро находят слабые места у оппонента. Увы, не я один попал под жернова системы, которые перемалывают судьбы в порошок, но и Саню зацепили, потребовались годы, чтобы всё уладить, теперь я и мой друг по несчастью стали свободны. Сделал бы всё раньше, но увы, судьба вновь внесла свои коррективы, да такие…

— Ванька! — прервал мои воспоминания весёлый голос друга, самого светлого человека среди нас. Разворачиваюсь на голос, катит по дороге коляску, у Бельский вновь пополнее, родился ещё один сын, дедов распирает от гордости, ходят важные как павлины.

— Ну привет, трижды отец! — Протягиваю ему руку, как тот подошёл ко мне. — Как Алиса, оправилась уже после родов?

— Она да, я ещё нескоро приду в себя. — Отвечает он на рукопожатие и непроизвольно морщится, явно вспомнил роды, для него это настоящий стресс. — Каждый раз для меня это кошмар какой-то, жену жалко, и выть хочется от бессилия. Ведь реально ничего сделать не можем: кругами бегаем и ничего не делаем. Бог бы мог быть более справедливым: удовольствие получаем вместе, значит, и боль при рождении ребёнка делить на двоих должны. Тебя тоже можно поздравить, созрел наконец для брака! Кстати, где твоя невеста?

— Завтра увидитесь, она устала с дороги. Да и твоим творением любуется, пусть пока обживётся там.

— Всегда ты её излишне опекал. — Хохотнул друг тихо, чтобы не разбудить мальца. — А насчёт творения ты загнул брат, я всего лишь воплотил в жизнь твой эскиз дома, ну и шлифанул немного.

— Не вздумай ей этого сказать об этом, достаточно того, что она знает о моём финансировании. — Хотел Беркутова уговорить, чтобы он сказал, что его деньги, тот наотрез отказался. Мотивируя тем, что у него и так дохрена тайн от дочери, и они лежат тяжёлым грузом на его совести, ещё одна — это перебор. И ведь не поспоришь.

— Я помню наш уговор, не проговорюсь. Но по мне, зря ты из этого тайну сделал. — Ведь не объяснишь ему, что мне будущую жену нужно завоевать, а не покупать. Да и с Мирой это нереально, она дочь обеспеченных родителей, и деньги не ставит во главу угла. Будет муж зарабатывать — хорошо, а нет, справится, главное, чтобы любовь была в семье и взаимоуважение. В этом она вся. — У вас правда всё хорошо? — напряжённо интересуется друг.

— У нас всё замечательно, привыкаем друг к другу в новом статусе.

Да уж, притирка у нас шла со скрипом и жуткими пробуксовками. От родителей вернулся и, не застав свою любовь дома, направился к озеру, прихватив полотенце, сто процентов она его не взяла. Когда подошёл к месту, где она купается, воспоминания прошлого накрыли меня с головой. Как двенадцать лет назад она выходит словно сказочная нимфа из воды и тянет руки к небу. Тогда у меня словно воздух выбило с из лёгких, не мог пошевелиться и отвести взгляд. Понимал, что нужно уйти, но словно к земле прирос. Двенадцать лет я не смел к ней подойти, и это убивало. Но вот настал день, когда могу это сделать, и никакие обстоятельства больше не в силах помешать мне. Я смёл на пути к нашему счастью все преграды, а некоторые приходилось прогрызать зубами, осталась последняя — недоверие любимой, его я уберу бережно.