Одержимость. Моя любой ценой (СИ)

— А если этот прекрасный момент не наступит? — улыбаясь, спросила я.

— Не льсти себе, есть бабы и красивее, и моложе. Надоешь. И скоро. Уже начала, — жёстким тоном отозвался он.

Хватит, не хочу больше всё это терпеть! Я лучше в тюрьму сяду, чем вот это вот всё! Сколько можно?

— Нет, Дима. Обращайся в суд, как это делают все нормальные люди. Доказательств у тебя предостаточно! — я встала и быстро пошла к выходу.

— Ну, уж нет! — догнав меня на полпути, рявкнул Бушуев. — Так сильно хочешь от меня отделаться? Идём! Прямо сейчас!

Он потащил меня под локоть через весь ресторан, официанты и посетители с интересом на нас таращились.

— Ничего сложного для такой профессионалки как ты! Сосёшь ты прекрасно, я помню! Обслужи меня и свободна! — заталкивая меня в туалетную комнату, сказал он.

Мужчина, мывший руки, с любопытством и удивлением глянул в нашу сторону и вышел.

— Ты совсем охренел?

— Я лишь использую тебя по прямому назначению! Заодно займу твой лживый рот! Что-то из него много звуков вылетает в последнее время! — он дёрнул меня за руку вниз. — Давай, Варя, на колени и соси! С чувством, чтобы оба кайфанули напоследок! Или может, хочешь в попку? Так будет даже символичнее!

Я, не задумываясь, пошла знакомым путём и влепила ему по ухмыляющейся роже! В этот момент я ненавидела его как никогда раньше, а ведь всего сутки назад я раздумывала над тем, не влюбилась ли я в этого урода!

Ждать реакцию я не стала и, выскочив из туалета, побежала к выходу. Соблюдать приличия уже было ни к чему и, врезавшись в официанта, я даже не извинилась, а понеслась дальше. Выбежала на улицу и рванула, куда глаза глядят.

Меня кто-то звал, наверное, Витя, но я ничего не соображала от обиды и злости. Слёзы катились по щекам, я увидела впереди значок метрополитена и побежала вниз по ступенькам.

Шум, толпа людей, все куда-то бегут и я вместе с ними. Не разбирая дороги, не понимая себя, я влетела в открывшиеся двери вагона и, забившись в угол, пыталась успокоить дикую истерику. Пассажиры смотрели на меня с жалостью и брезгливым презрением: я со своими душевными переживаниями была лишней в их картине мира. Поймав любопытный взгляд дамы лет сорока, я не выдержала и вышла на следующей станции. Присев на скамейку, отдышалась и моментально приняла решение.

Через час я уже была в Шереметьево, а ещё через тридцать минут держала в руках билет на самолет. Жаль лишь, что сумка с вещами осталась в машине Бушуева, но я не допускала даже мысли, чтобы за ней вернуться. Телефон звонил, не прекращая, взглянула и внутри всё обмерло. Дима. Коротко и ясно. Видимо, пока мой телефон был у него, Бушуев вбил свой номер. Нет. Отвечать не стану даже под прицелом.

В самолёте хотелось закрыть глаза и забыться, навалилась такая пустота, что я почти выла в голос. Я знала, что между нами, предчувствовала, что-то подобное, но не представляла, что будет так больно. Перед глазами вновь и вновь было лицо Димы и его глаза, в которых плескалось презрение!

Дура! Какая же ты дура, Варя! Ведь всё к этому и шло! Ты просто ещё раз убедилась, что твоё место в кровати с раздвинутыми ногами, как ты могла подумать, что ваша связь затронула хоть что-то в этом человеке кроме члена!

Стоило самолёту приземлиться, как телефон забренчал сообщениями. Решила не травить себе душу и не смотреть, кому я опять понадобилась, итак ясно. Дома всё было тихо. Анна Сергеевна обрадовалась, что я вернулась и поспешила домой. Сиделка жила в нашем подъезде и это было огромным плюсом. Мама спала, я тихонько села у её кровати, глядя на родное бледноватое лицо. Она, наконец, начала прибавлять в весе, несмотря на химию и разводящих руками врачей.

— Доченька, как ты тут оказалась? Ты же вроде в Москве? — удивлённый мамин голос выдернул меня из раздумий.

— Контракт не подписали, и мою кандидатуру больше не рассматривают, — врать было очень противно.

— И как зовут этот контракт? — улыбнувшись, спросила моя проницательная мама.

— Уже никак, — улыбнувшись в ответ, сказала я. — Ты отдыхай, я в душ и спать. Устала очень.

Мама вдруг взяла меня за руку и посмотрела своими удивительными синими глазами прямо в мою израненную душу:

— Помнишь, что было написано на перстне Соломона? — хитро прищурившись, спросила она. — Всё проходит, дочка. Завтра будет новый день, и ты по-другому оценишь то, что произошло. Что бы он ни натворил, возможно, у него были причины.

— Почему ты у меня такая мудрая? — наклонившись, я поцеловала маму в щёку. — Я люблю тебя, мам.

— И я тебя.

Всю ночь я крутилась как волчок, мне казалось, что вот сейчас, через секунду в дверь позвонят, и я увижу в дверной глазок мощную фигуру Бушуева и его полный ярости взгляд. Я была очень зла на себя. Я ведь считала, что готова ко всему. Очень самоуверенно. Ни черта я не готова! Одно дело знать, что ты ни в чём не виновата и другое защищать себя от сфальсифицированных доказательств твоей вины!