Одержимость романами

– Я хочу сказать, это же ровно то, о чем ты пишешь. – Даниэль приподнимает бровь. – Своего рода самосбывающееся пророчество, да?

Припоминая то, что я изначально сказала ей – я начала прокручивать в голове разные сценарии. Например, что, если она до сих пор любит Калеба и попытается помешать нам? – и, как ни странно, чувствую необходимость вступиться за Розмари.

– О, я не виню его бывшую, до Нового года она даже не знала, что Калеб с кем-то встречается…

– Какого хрена? Калеб никогда не говорил ей о тебе? Так, все, ему определенно нужно следить за своими яйцами! – кричит Даниэль, снова ударяя по ладони, а гламурная блондинистая парочка, тревожно похожая на брата и сестру, прерывает поцелуй взасос, чтобы посмотреть на нас из-за уютного столика в углу.

Радостная и сияющая от внезапного внимания – прирожденная актриса – Даниэль достает коробочку леденцов и предлагает мне.

– Будешь?

Я соглашаюсь, катая конфету на языке, пока во рту не появляется вкус мяты.

Позже, вернувшись в свою квартиру, я пролистываю страничку Розмари, пока не нахожу запись, где впервые появляется Калеб, – мне нужно вспомнить его достоинства. Заново переживаю ее восторг, наблюдая, как она начинает влюбляться.

До Калеба я была в отчаянии, в бешенстве и в надежде. Но с ним – что я чувствовала тогда?

Я перечитываю свои собственные записи. «Он заставляет меня почувствовать себя по-новому», – написала я.

Я постараюсь запомнить это.

* * *

Проходят дни, затем недели, пока наши отношения нормализуются – становятся содержательными, обыденными. Это то, чего я всегда хотела. Мы с Калебом занимаемся сексом каждые два дня в разных позах, еженедельно пробуем новый бар или ресторан, говорим «люблю тебя» на прощание и успеваем посмотреть два сезона «Американцев», сериала об обманщиках, попивая красное вино из кофейных кружек.

– Будет такой скандал, когда все вскроется, – говорит Калеб, когда начинаются титры после финальной серии сезона. Я смеюсь слишком громко и выключаю свет. Калеб засыпает, а я смотрю в потолок, гадая, ждет ли нас такой же скандал. Разве мой главный приоритет сейчас не заключается в том, чтобы сохранить это обычное счастье, которое мы наконец-то построили? Я могу просто отправить книги в офис Розмари, когда дочитаю. Нам необязательно больше видеться. Я не написала ничего нового – история застопорилась, – но в конце концов я ее закончу, пусть поработает воображение, у меня ведь и так полно материала.

Так ведь?

Проснувшись в два часа ночи, я запираюсь в ванной и открываю свой старый аккаунт на «АОЛ» – просто на всякий случай, вдруг там что-то есть.

Есть. В моем почтовом ящике лежит письмо от Розмари, отправленное в час ночи. Либо она тоже сова, либо боялась нажать на кнопку отправки до наступления темноты.

Тема письма: наконец-то!

По рукам пробегают мурашки, когда я открываю письмо. Сообщение гласит: «Можешь критиковать сколько душе угодно». Во вложении – текстовый документ. Неожиданно. PDF-файлы, заблокированные, без возможности редактирования, кажутся более безопасными. Текстовые документы легко изменить. Их отправляют людям, которым доверяют.

Я загружаю документ – удивительно, но он безымянный – и начинаю читать. Как я могу удержаться?

Прочитав всего пятьсот слов из ее рассказа в восемь тысяч слов, я с уверенностью, но с сожалением могу отметить, что у Розмари одновременно дикий и изысканный стиль – два прилагательных, которые я жажду видеть в своих собственных работах столько, сколько себя помню. (Проза в ее блоге, помню, казалась отточенной, чистой и строгой, но ей не хватало некоего единообразия – но теперь, кажется, она стала силой.) Сейчас в ее структуре предложений, в ее голосе есть что-то гипнотическое и убаюкивающее, но в то же время настойчивое и непостоянное. Как будто идешь по воде в бурном море. Все, что я могу сделать, – это держать голову над водой. Неужели Розмари как писатель лучше меня? Будет ли она более успешной? Заслуживает ли она этого?

Ее рассказ ведется от лица молодой девушки, которая отправилась в поход со своими родителями и бернским зенненхундом; по мере того как высота над уровнем моря неуклонно растет, собака вырывается и убегает. В центре повествования – медленный распад семьи, когда они отчаянно продираются сквозь деревья в погоне за животным, а за ними, хоть они и не подозревают, наблюдает некая таинственная сущность. Это захватывает, и после прочтения я с трудом могу дышать. Но кое-что меня настораживает – разве она не упоминала, что пишет книгу о женщинах? Где эта книга?

И, конечно, я не могу не задаться вопросом, повлияла ли на ее выбор породы собаки история, которую я рассказал ей о встрече моих родителей на улице, и если да, то было ли это бессознательное или намеренное решение? Если последнее, то что она пытается донести до меня? Впервые за долгое время я действительно не знаю, как поступить дальше.