— Сегодня я действительно опоздала на работу, потому что помогала маме принять лекарства, соседи могут подтвердить, во сколько я вышла из дома. А после того, как явилась на кухню, больше никуда не уходила с нее. Разве что на склад за продуктами.
Падишах переводит внимание на Зураба, в то время как я задыхаюсь от лжи маленькой змейки. Как она могла?
— Кухарки и другие слуги подтвердили эту информацию, — кивает тот.
— Спасибо, Малика, ты свободна.
— Нет! — наконец прорезается мой голос, и, дрожа всем телом, я устремляюсь к служанке. — Ты лжешь! Скажи им! Скажи, что говорила мне, маленькая лгунья! Ты хотела отравить меня! Ты…
Срываюсь на болезненный крик, когда на затылке вспыхивает жжение и меня рывком ставят на колени, дернув голову так, чтобы я посмотрела на их правителя. Но я из последних сил уворачиваюсь, пока в сознание не врезается мерзкий хриплый голос:
— Я дам тебе последний шанс, Джансу, проявлю милосердие, если ты выполнишь мою просьбу. Но хочу, чтобы ты знала: я сделаю это только потому, что ты носишь в себе его ребенка.
Из груди вырывается глухой звук, и я замираю. Тело становится вялым, а руки тяжелеют, и я прекращаю сопротивляться, позволяя им обмякнуть. Откуда…
— Я позволю тебе сохранить свое отродье и жить в дали, как того и требует изгнание.
Сглотнув, поднимаю на него свои застекленевшие от слез глаза. Падишах кивает.
— Я сделаю это, если ты подпишешь документы.
Он лжет. Подпишу я или нет, это не изменит моей судьбы, которая сейчас окончательно перекрывает мне доступ к кислороду. У меня есть только два пути: сдаться и умереть или бороться за свою жизнь.
И я выбираю второе, когда плюю ему под ноги и шиплю:
— Будь ты проклят!
— Заткнись, сука, — рявкает Зураб и бьет мне с ноги прямо по лицу. Скула вспыхивает болью, а по губе стекает теплая капля крови.
Молчи, глупая, прикуси язык, отгрызи, но молчи. Следующий удар может прийтись не по лицу. Жгучие слезы лишают возможности видеть, и я опускаю голову, чтобы избавиться от них, зажмурившись до скрипа зубов.
— Ты обвиняешься в убийстве своего господина и измене государству, — падишах с холодом в голосе выносит мой приговор, пока я ломаюсь и начинаю содрогаться от беззвучных рыданий. — Ты отвергла мою милостыню и теперь будешь продана в рабство.
От услышанного дыхание перехватывает, и я собираюсь в неверии поднять голову, но внезапная хватка на волосах не дает мне этого сделать.
— Взгляд в пол, шармута.
Я словно попала в тот самый день, когда впервые встретила Тень. Но сейчас он не появится и не спасет меня.
Резкий рывок — и моя голова задирается так, что я чувствую влажные губы ублюдка на своем ухе, но сильное головокружение не дает увернуться от липкого прикосновения.
— Подлая сука, — рычит он. — Думаешь, что отравление сына падишаха принесет тебе власть? Думала, что, избавившись от него, используешь этот брак в свою пользу? Теперь ты ответишь за все, мразь.
Сжимаю челюсти, борясь со слабостью, одолевающей меня все больше и больше. Почему? Почему моя реакция полностью противоположная? Будто тело уже сдалось и ему все равно, что с ним сделают. Даже уродливый страх не в силах одолеть эту слабость. Но я все еще слышу голос Зураба:
— Твой ребенок сдохнет в твоем чреве от переизбытка спермы, которой тебя накачают. На этот раз я лично прослежу, чтобы тебя выкупил самый жестокий извращенец.
С каждым новым словом я будто все дальше и дальше проваливаюсь в какую-то темноту, а потом чувствую, как его ладонь пробирается под халат и до яркой вспышки в глазах сминает мою грудь. Кажется, из моего рта даже вырывается мучительный стон, прежде чем горячая волна желчи устремляется вверх и вырывается наружу. Выругавшись, Зураб толкает меня на пол, и я продолжаю содрогаться в булькающих спазмах. А потом так и отключаюсь в своей же рвоте, свернувшись калачиком, чтобы уберечь последнее, что у меня осталось…
Эпилог. Джансу
Я все еще дышу, но хочу, чтобы это прекратилось.
Я хочу исчезнуть.
Сделать вид, что меня нет и никогда не было.
Теряясь в неизвестной темноте, я каждый раз вижу его безжизненное тело, бледное и слабое. Каждый раз чувствую боль и подкрадывающуюся смерть. Мне страшно находиться здесь, но и открыть глаза не могу. Или просто отказываюсь это делать, пока в моей голове снова и снова всплывают уничтожающие кадры минувшего вечера.
Такое ощущение, что прошла уже целая вечность с того самого момента, как моя жизнь была разрушена по ничтожной неосторожности, а мой мужчина мертв. И последнее, что я помню, — это то, как потеряла сознание на полу во дворце.
Где я сейчас? Что произойдет, когда я открою глаза? Не знаю, но из мучительного состояния забытья меня начинает вытягивать учащающееся дыхание. Я больше ничего не понимаю, вся моя реальность стала серой и смешалась с асфальтом, пылью и грязью.