Одержимые

В общем, не пошли он в этот день к Карине. Проснулись, как и накануне, ближе к девяти часам вечера и потом всю ночь топили печь. Запивали сие действие, естественно, чем могли. Утром похмелялись, доедая картофельно-капустное месиво. Через день опять похмелялись, но на сей раз не заедали, а запивали спиртное водой. Но Саня не отчаивался и все еще намеревался дойти до Карины.

С этой четкой мыслью он и проснулся на какой-то день после начала возлияний. Он лежал на раскладушке на чем-то, что по всей видимости являлось постельным бельем, и смотрел в потолок. Уже светало за окном, но в комнате еще было темно, хотя общие очертания комнаты уже обозначились.

Какое-то время он продолжал лежать, вспоминая, что его сюда привело. И довспоминался до времен, когда ходил в садик. Тогда он еще не был знаком ни с Кариной, ни с Мишкой. Зато ему нравилась Лариса Петровна, которая была в их садике музыкальным руководителем. Она вела музыкальное сопровождение ко всем праздником, под ее руководством их все готовили. А так же в каждой группе каждый день проводился музыкальный час. Правда это было всего двадцать минут, но Саня об этом не знал.

И вот он думал, то ли так ему та тетка в душу запала, и поэтому он в школьные уже годы отправился в детскую музыкальную школу осваивать фортепиано, а именно на этом инструменте играла Лариса Петровна, то ли нравилась она ему исключительно по этой причине - она умела играть на столь божественном инструменте. Хотя быть может если бы она пела получше, Саня бы сразу понял, что он создан для того, чтобы петь.

Доведя свои умозаключения до этой точки, он отбросил все глупые мысли о временах столь давних, что даже память о них поросла мхом, и с кряхтением сел в постели.

- Мишка, вставай. Нас ждет великий путь.

- Отстань от меня, изверг, - отозвался товарищ с разложенного дивана, - я больше не хочу пить. И не могу. И не буду.

- Ты так говоришь, как будто я тебе за шиворот заливал. Это между прочим твои были бутылки.

- Если бы не ты, я бы смог остановиться в первое же утро. А ты… А с тобой.

- Ты вставать будешь?

- Не думаю, что у меня получится.

Конечно на самом деле этот диалог был не особо четким в плане произношения, и занял у ребят минут двадцать.

- Я кажется умираю, - простонал Мишка и перевернулся на другой бок, и скатился на пол.

Пол был холодным и потому он тотчас проснулся и вскочил на ноги и тотчас запрыгнул на диван.

- О, раз уж ты встал, то поставь что ли чайник, чая попьем, - простонал Саня и опустил голову на подушку. - Чай-то ты будешь?

- Не уверен, что у меня есть заварка. Да и печку надо сначала затопить.

С кряхтением Мишка принялся искать тапки.

- Затапливай. Чай попьем и пойдем к Карине.

- Мне кажется, что сейчас не утро. И боюсь, что Карина не поймет столь позднего визита.

- Если мы не пойдем к ней сейчас, то так и помрем, не выйдя из запоя.

- И то верно. Но не пойдем же мы к ней с путыми руками. У меня где-то здесь была бутылочка припрятана.

Глава 18. Лекс и его новый путь

Лекс Владимиров не мог уснуть всю ночь. У него видимо был жар. Иначе как объяснить тот факт, что у него пересохло во рту и то и дело приходилось вставать, чтобы выпить воды. Было жарко. Чертовы кочегары видимо родом из ада, раз так топят. Даже летом в самый жаркий день на солнце не бывает так невыносимо.

Лекс так часто вставал чтобы попить воды, что выпил весь чайник. И потому, после того, как чайник опустел, он попросту прикладывался к крану в саса Приходилось слоняться над раковиной в казенном санузле, при этом из зеркала на него смотрел какой-то вурдалак, имеющий с Лексом лишь отдаленное сходство.

И всякий раз, возвращаясь из санузла, Лекс доставал из сумки косметичку с лекарствами. Он выпил все жаропонижающее, обезболивающее и отхаркивающее. А потом думал над препаратами для пищеварения. В итоге выпил пару таблеток и весь активированный уголь.

За окнами рассвело, а потом стемнело, а Лекс так и продолжал метаться в постели, и до крана с водой. Как в это время поел даже и не запомнил, но колбасы и хлеба у него не осталось. Все контейнеры, заботливо подложенные в сумку со съестным маменькой были разве что не вылизаны дочиста. Не осталось даже сухой лапши и коньяка - только банки, бутылки и прочие упаковки в опустошенном виде. Все это Лекс обнаружил, когда ему полегчало. А полегчало ему только на следующий день часам к трем дня.

Оторвав чугунную голову от подушки, Лекс осмотрелся. Это небольшое помещение неопрятного вида было ему незнакомо. Стены с обоями под покраску, окно, занавешенное плотной портьерой в цвет обоев. Чьи-то вещи разбросаны по полу так, что и мебели-то не видно.

- А, это мои вещи, - проскрипел Лекс, с трудом приняв сидячее положение. - Пить.

То, что он и так все прошедшие сутки пил и пил, он, естественно не помнил.