Одержимые

— На все мои опасения ответ этого господина был один: «Нужно доверять органам охраны общественного порядка. Мы не можем вмешиваться, так сказать, в технологию действий полиции. Это они, а не мы — специалисты в этом деле. Политика, синьорина Пирелли, — это искусство переговоров и компромисса. В наших условиях ее продолжением не может стать война». Потом этот человек, который руководит партией, сказал, что его призывают неотложные дела, поэтому все остальные вопросы я могу решить с его секретарем. И конечно, они готовы оказать мне помощь в любой форме. Помощь, понимаешь? Ведь мне нужна их помощь только для того, чтобы спасти отца, и они прекрасно об этом знают. А спасти его могут только непосредственные контакты с похитителями и переговоры. Именно это я и хотела объяснить сидящим там людям.

Она замолкла. Роберт не может избавиться от мысли, что нечто страшное и зловещее скрывается за трагедией сенатора. Политики не хотят контакта с террористами. Может, действительно, это для них рискованно? Но ведь существуют еще и другие методы.

— Я подумал, что стоит, к примеру, покрутиться на нашем факультете. Мне кажется, что среди студентов есть… Не хочу ничего предрекать, скажем так, сочувствующие «Огненным бригадам». Может, стоит поговорить?

Моника взглянула на него с надеждой.

— Ты считаешь, что это возможно?

— Думаю, что да. Нужно всем говорить, что мы ищем с ними контакта. Ты должна вернуться в университет.

— С удовольствием. Но боюсь, что мне не разрешит полиция. Естественно, заботясь обо мне.

— В таком случае я сам займусь поисками. Хотя, согласно введенным сегодня указам, попытка такого контакта для них вдвойне опасна. Усиливаются наказания, вводятся военно-полевые суды, появляется возможность арестовывать без санкции прокурора, все делается для того, чтобы затруднить жизнь тем, кто пытался действовать против существующего строя. Если сегодняшний день пройдет спокойно, если демонстрации не возобновятся и не будет покушений, есть шанс восстановить спокойствие.

— Сегодня, может быть, спокойно, но завтра, послезавтра? Ведь люди почувствовали себя обманутыми, опубликованный протокол просто страшный, а отец принимал во всем этом участие. Я знаю, что он честный человек, но ведь он не мог не знать, понимаешь — не мог. Значит, он тоже виноват. И такие политики пытаются что-то объяснить людям? Они струсили и ссорятся между собой, взваливая вину то на одного, то на другого. Сколько раз я была свидетелем подобных ссор в нашем доме! Однако тогда речь шла о мелочах, а теперь…

— Конец? Что ты имеешь в виду?

— Конец государства, которое существовало. Но неужели это также будет приговором отцу? Ох, Роберт…

— Не думай так. Нельзя опускать руки, не все еще потеряно. Ты не должна терять надежды.

Он отдавал себе отчет в том, что никакие слова ее не успокоят. Ведь последние события — это действительно симптомы конца света, и никто не знает, что будет дальше. В самом деле никто? Неужели развитие событий в стране происходит совершенно стихийно и никем не контролируется? Роберт никогда не занимался политикой, считая ее особым искусством, которым занимаются специалисты, годами шлифующие свою квалификацию. Ведь нельзя утверждать, что ими исключительно руководит жажда власти и удовлетворение собственных амбиций. Политики — это люди, у которых имеются собственные рецепты для создания по возможности счастливого будущего государства и народа. Эти свои рецепты они и пытаются претворить в жизнь. Вот и все, или так, по крайней мере, должно быть. Однако последние события свидетельствуют о том, что все происходит иначе, чем он думал. Неизвестно только, случайность ли это. Об этом он Монике, конечно, не скажет. Однако чем ей, кроме как словами, можно еще помочь? Да, он будет искать контакта с теми людьми, только ведь они, решившись на такой шаг, стремятся к цели. На этот раз их целью не являются деньги. Удивительно, что они ни разу не выдвинули требования о выкупе, как это уже бывало раньше. А раз дело не в выкупе, шанс сенатора остаться в живых уменьшается.

В самолете они летели молча. Потом он отвез ее в гостеприимный дом начавших уже беспокоиться Павези, а сам вернулся домой.

Босс, погруженный в тексты донесений, подчеркнул лозунг, который выкрикивали демонстранты в Болонье: «Не дадим собой торговать!» Что это значит? Неужели уже туда дошли закулисные слухи? Засыпался кто-нибудь из этих всегда готовых к драке ребят, работающих в управлении? Вероятно, все же что-то было бы в донесениях, если бы у них произошла какая-нибудь заминка. А может, эти донесения фальшивые? Ему давно уже не дает покоя мысль: а вдруг они, сохраняя видимость благополучия, подсовывают ему ложную информацию? Подлинные попадают куда-то в другое место. Куда? А если дурак Степпс не такой уж дурак?