Одержимые блеском. О драгоценностях и о том, как желание обладать ими меняет мир

Королева по-прежнему устраивала праздники, но скромные, только для самых близких и дорогих людей. (Удивительно – или неудивительно, – что ее муж бывал там лишь изредка.) Можно возразить, что эта искусственно созданная простая жизнь была столько же дорогой и сибаритствующей, как и жизнь в Версале. Но стоит подчеркнуть, что Мария Антуанетта в Трианоне была совсем не той королевой, какой многие ее себе представляют.

Уединение Марии Антуанетты в Трианоне бесило придворных в Версале куда сильнее, чем ее чрезмерные усилия произвести на них впечатление, в большей степени потому, что их на праздник не приглашали. В конце концов, всем хочется быть в А‑списке, даже если им невыносима личность, возглавляющая его. Единственное, что не изменилось в Марии Антуанетте, так это ее пренебрежение протоколом. Это было заметно по ее нежеланию проводить больше времени при дворе или приглашать «важных» придворных в свою деревню в Трианоне. Точно так же она отказывалась следовать некоторым традициям Версаля (и, следовательно, неофициально уничтожила их), которые показались ей неприличными, когда она только прибыла в Париж. Это относилось к еде на публике, одеванию в присутствии посторонних и частным разговорам с мужем в присутствии любого, кто пожелал послушать.

Всегда первая в моде, Мария Антуанетта решила, что она покончила с той самой изысканностью, которой она прославилась. Королева начала носить большие широкополые шляпы и комфортные свободные муслиновые платья с шелковыми лентами, завязанными вокруг талии. Ее украшения стали (относительно) скромными. Как и прежде, все вокруг округляли глаза и выказывали недовольство, но это не помешало остальным подражать ей. Люди всегда поступают так по отношению к знаменитостям, которых им так нравится ненавидеть.

Не отставать от Бурбонов

Зачем мы это делаем? Откуда берется это желание копировать и соревноваться?

Зависть является, если можно так сказать, дьявольским близнецом позиционного товара[93]. Мы уже выяснили, что позиционный товар – это кольцо с бриллиантом в знак помолвки у вас на пальце. А как насчет вашей машины, одежды, вашего дома, магазинов, в которых вы делаете покупки? Что, если ваше финансовое и социальное существование стало заложником позиционных товаров?

В своей книге «Дарвиновская экономика» (2011) экономист Роберт Г. Фрэнк из Корнелльского университета задается тем же вопросом. Он рассматривает модель, которую называет «каскады расходов». Поскольку «мы не просто пытаемся не отстать от соседей, мы пытаемся превзойти их»[94], каскад расходов похож на гонку вооружений. Каждое действие (или покупка) встречается с все бóльшим и бóльшим противодействием, как в пинг-понге, когда шарик отбивается со все большей силой. Мы все боремся за место в бесконечной гонке, пытаясь не отстать. В конце концов, это выживание самого сильного, а не выживание умеренно сильных. Мы все буквально заряжены на борьбу. У женщины есть бриллиантовое колье. Ее сопернице необходимо бриллиантовое колье большей стоимости. В ответ первая женщина покупает бриллиантовые серьги. Второй женщине необходимы более крупные серьги. Наконец, третья женщина, которая вообще не может позволить себе купить бриллианты, чувствует себя вынужденной купить хоть какое-нибудь украшение, чтобы не выбыть из гонки. Поведение – или одержимость – распространяется как лесной пожар, пока все не рухнут в одну и ту же финансовую пропасть. Помните луковицы тюльпанов?

Дэн Ариели и Алина Грюнайзен написали о модели каскада потребления: «Эта цепь событий может достичь кульминации в любых классах, тратящих больше, чем они [могут] позволить, что приводит к более высокой вероятности банкротства из‑за увеличивающегося долга»[95]. Финансовый кризис 2008 года в США был следствием многих факторов, но система обрушилась именно из‑за сочетания потребительского каскада трат и подобной же (пусть и обратной) одержимости организаций, которые их финансировали. Каскады потребления были ведущей социальной и экономической моделью в Версале и до некоторой степени в Париже[96]. И они подталкивали страну к банкротству.

Яростное и отчаянное желание подобраться поближе к вершине аристократической пирамиды не исчезло, когда Мария Антуанетта отказалась от непрекращающихся увеселений при дворе. В каком-то смысле ее социальное отречение от Версаля лишь усилило это желание. До Трианона правила поведения были если не простыми, то хотя бы понятными. Но потом королева изменила правила игры. До этого все знали, что надо делать, чтобы оставаться модными, сильными и уважаемыми (эти три прилагательных были в те времена синонимами). Надо тратить. Выглядеть богатыми. Показываться на балах, сверкая драгоценными камнями с головы до ног. И тут женщина, стоящая на вершине этой социальной пирамиды, вдруг спрыгнула с нее и ушла прочь.