Одержимые (сборник)

Он вскочил-раздался его дикий, душераздирающий крик, прорезал мертвую тишину, затопил двор и сад: «Альрауне – Альрауне – я – это был – я…»

Старый кучер тяжело положил руку ему на плечо и покачал головою.

– Нет, – сказал он, – закричала фрейлейн Гонтрам.

Он дико расхохотался: «Разве это было не мое желание?»

Лицо старика омрачилось, и глухо прозвучал его голос: «То было желание мое».

Сбежалась прислуга, принесли свет, подняли шум, – говорили, кричали, наполняли большой двор…

Шатаясь, как пьяный, побрел он к дому, опираясь на старого кучера…

– Я хочу домой, – шептал он, – меня ждет моя мать.

ЭПИЛОГ

Позднее лето – розы подымают головки свои на стеблях, мальвы рассыпают свои мягкие краски: бледную – желтую, лиловую – и мягкую, розовую.

Когда ты постучалась ко мне, дорогая подруга моя, была юная весна. Когда ты вошла в узкую дверь моих снов, ласточки смеялись с нарциссами, лазурны и добры были глаза твои и дни твои были точно тяжелые гроздья светло-синих глициний – они падали вниз на мягкий ковер: ноги мои скользили легко по аллеям, залитым весенним солнцем…

Пали тени, и ночью из моря поднялся вечный грех, – пришел с Юга – из шири пустынь. Простер свое зачумленное дыхание. И, горячая, вся дрожа, ты проснулась, – счастливая всяким грехом, полным яда, пила мою кровь, ликовала, кричала – от страшной муки и безумного сладострастия.

В дикие когти превратились твои розовые ногти, за которыми ухаживала Фанни, маленькая камеристка. В острые ножи обратились твои белоснежные зубы, в грудь проститутки – твоя нежная детская грудь. Ядовитыми змеями стали золотые кудри твои, а из глаз, которые преломляли свет сверкающих сапфиров моих милых золотых Будд, сверкают молнии, растопляющие своим жаром все ликование безумия…

Но в озере моей души выросли золотые лотосы – простерли широкие листья по зеркальной воде, закрыли собою пучину, – и серебристые слезы, которыми плакало облако, лежали, точно большие жемчужины на зеленых листьях, – сверкали на солнце, точно точеные лунные камни. Где лежал снег тихих акаций, там золотой дождь пролил свою ядовитую желчь – там нашел я, подруга моя, великую красоту целомудренного греха. И понял страсти святых.

Я сидел перед зеркалом и пил из него избыток греха твоего. Когда ты спала в летний полдень в тонкой шелковой сорочке на белой простыне.

Другою ты становилась, белокурая подруга моя, когда солнце смеялось над садом моим, – белокурая сестренка моих тихих дней. У совсем другою – когда солнце погружалось в море, когда из-за кустов тихо выползали ночные туманы, – дикая греховная подруга моих жарких ночей. Я же при свете яркого дня видел в твоей нагой красоте все грехи ночи.

В зеркале я прочел тайну – в старом зеркале в золотой раме, которое видело столько любовных игр в большой комнате в замке Сан-Констанцо. В этом зеркале прочел я тайну, подняв глаза от страниц кожаной книги: слаще всего – целомудренный грех невинности.

Ты не будешь отрицать, дорогая подруга моя, что есть существа – не звери – странные существа, созданные игрою причудливых мыслей.

Добр закон, добра строгая норма. Добро – Господь, создавший их – добрый человек, их уважающий. Дети же Сатаны дерзновенной рукою ломают скрижали вечных законов. Им помогает злой дух, могучий властелин, – он создает по собственной горделивой воле – создает вопреки природе. Творения его вздымаются все выше и выше – и все-таки падают и погребают в падении своем дерзновенных детей Сатаны…

Я написал для тебя эту книгу, сестра. Раскрыл давно забытые раны, смешал их темную кровь с яркой и свежей кровью последних страданий: красивые цветы вырастут из почвы, упоенной кровью. Правдиво, прекрасная подруга моя, правдиво все то, что я тебе рассказал, – но я взял все же зеркало и прочел в нем конечную тайну событий…

Возьми, сестра, эту книгу. Возьми ее от безумца – высокомерного глупца – и тихого мечтателя…

От человека возьми, сестра моя, от человека, который шел подле жизни – мимо нее…

МИРАМАР – «Лезина – Бриони»

Апрель – октябрь 1911 г.

Одержимые. Необычайные истории

Последняя воля Станиславы д'Асп

Isot ma ma mie,

Isot ma drue,

En vous ma moit,

en vous ma vie…

Нет сомнения в том, что Станислава д'Асп в течение двух долгих лет самым ужасным образом обращалась с графом Винсентом д'Оль-Онивалем. Он неизменно каждый вечер сидел в партере, когда она пела свои сентиментальные песни, и чуть не ежемесячно переезжал вслед за нею из одного города в другой. Его розами она кормила белых кроликов, с которыми она выступала на эстраде, его бриллианты она закладывала, чтобы приглашать к себе своих коллег и вообще всех прихлебателей богемы. Однажды он вытащил ее из канавы, в которую она свалилась, возвращаясь пьяная домой с одним маленьким журналистом. При этом она расхохоталась ему в лицо:

— В таком случае пойдемте вместе, по крайней мере, вы нам посветите.