Одержимые

Обхватив девушку за плечи, Адам повернул ее к себе и пристально посмотрел в глаза. Леа пришлось взять себя в руки, чтобы не извиваться, словно маленькая девочка. Она несколько раз подряд судорожно сглотнула, но комок в горле не уходил. Внезапно Адам показался ей бесконечно чужим, она не видела ни следа того мужчины, который так собранно играл на пианино. Вместо него она глядела в залитое кровью лицо демона.

От виска до уха у Адама протянулась рваная рана. Из щеки торчали осколки стекла, сыпавшиеся из закрывающихся ранок словно по мановению волшебной палочки. Ей показалось, что в его слегка приоткрытом рту видно несколько сломанных зубов. От изорванной одежды исходил едкий запах.

Из гостиной донесся грохот, и Леа поняла, что Адальберт и его помощник продолжают гонять по комнате раненого профессора.

Адам задумчиво облизал потрескавшиеся губы, а выражение его лица тем временем заметно изменялось: тревога и агрессивность смешивались с мрачной радостью. Что бы ни собирался сделать Адам с обоими незваными гостями, находившимися в гостиной, он сделает это не только ради защиты. Это даст ему глубокое удовлетворение, озарит улыбкой его лицо. Это демон в нем, поняла Леа. Для него эта битва, быть может, как богослужение и пиршество одновременно. И судя по тому, как Адам только что смотрел на нее, она была не уверена, что он удовлетворится двумя жертвами.

Адам притаился, все его мышцы и чувства были напряжены до крайности. Шум и уверенный в своей победе голос Адальберта действовали ему на нервы, когда он поднял Леа с пола и приказал:

— Иди в свою комнату и сиди там. Трусе где-то в подвале, занята тем, что собирает себя по кусочкам. Поэтому у меня мало времени на то, чтобы покончить с обоими этими чокнутыми, а потом еще окончательно разобраться с этой проклятой наемницей. Давай же, иди!

Хотя ноги едва слушались Леа, она, держась за стену, поковыляла по направлению к своей комнате. От страха она забыла о тошноте и боли. Адам отвернулся от нее и, очевидно, раненый, пошел, пошатываясь, к гостиной, где ликующие вопли Адальберта свидетельствовали об окончательном поражении профессора Каррьера.

Едва Адам повернулся к ней спиной, как Леа развернулась и бросилась вниз по лестнице. Сердце готово было выскочить из груди, язык постоянно упирался в нёбо. Ни секунды дольше не останется она в этом доме с его проклятыми обитателями. Ничто не заставит ее ждать в комнате, когда Адам найдет ее, а в глазах его все еще будет полыхать жажда крови. Она выбежит на улицу и броситься куда глаза глядят — прочь от этого бреда, прочь от этой оргии насилия. И словно затем, чтобы подстегнуть ее, сверху раздался крик боли Адальберта, и Леа в спешке едва не споткнулась о ступеньку.

В холле все было перевернуто вверх дном. На благородных шелковых обоях виднелись метровые царапины, словно кто-то пытался удержаться за них, а его стаскивали вниз. Наполненный дорогим фарфором буфет был опрокинут, посуда — разбита. Хрустальные вазы, которые всегда так восхищали Леа, превратились в сверкающий ковер осколков. Словно по холлу прошелся торнадо, не оставив на своем пути ничего целого.

Она осторожно прокралась через все препятствия, чтобы еще раз остановиться в сорванных с петель дверях и оглянулась. И сразу же поняла, что совершила ошибку. Потому что в этот миг прикрытая дверь в конце коридора, ведущая в подвал, распахнулась, и снизу, словно змея, выползла совершенно разбитая Трусс. На ее голове не хватало половины волос, лицо было искажено до неузнаваемости. Хотя она вряд ли могла узнать Леа своими заплывшими глазами, их взгляд устремился на нее, и Леа увидела, как ее ноздри — кучка раздробленных хрящей — затрепетали.

«Она будет охотиться на меня», — пронеслось в голове у Леа. В данный момент она, может быть, и представляет собой только груду костей и мяса, но она быстро оправится. Может быть, как раз в этот миг срастается ее позвоночник или же коленная чашечка.

И словно чтобы подтвердить ее опасения, Трусс поднялась на четвереньки и тяжело поползла к Леа. Больших доказательств девушке не требовалось. Совершенно обезумев, она бросилась прочь из виллы и понеслась так быстро, как никогда в жизни не бегала.

Леа не могла сказать, сколько времени бежала. Судя по жжению в легких и тяжести в ногах, она давным-давно должна была оставить город позади. Вместо этого ее по-прежнему окружали реставрированные виллы. Девушка с ужасом поняла, что все это время скорее брела, чем бежала.

На свежем снежном покрывале нигде не было видно никаких следов, кроме ее собственных. Этой темной ночью на улице не было ни души. Вероятно, все в компании водки сидели перед телевизорами и наслаждались вечером народной музыки.