Одержизнь

«Как же это бесценно и просто – когда все дома, – думает Вероника. – И на самом деле ничего другого не нужно для счастья. Дом, семья и возможность прикоснуться друг к другу».

И она уплывает в сон, в котором сверкают капли росы на тёмных ветвях деревьев в саду за стальной оградой, и красивая темноволосая женщина без возраста улыбается и поглаживает каменную птичку, расправившую крылья у неё на коленях. И нет в сердце Вероники страха, спокойно смотрит она в лицо ведьмы – и видит в её чертах себя, только нарисованную тёмными красками.

«Без тьмы не бывает света, Вероника, – шепчет ведьма, не размыкая губ. – Всего в мире поровну. Счастья и горя, добра и зла. И у каждого есть не только половинка, но и отражение. Прими и это».

В назначенный день электромобиль Бастиана Каро подъезжает к бывшему вокзалу в Восьмом секторе Третьего круга. Это место больше напоминает порт: тут и там громоздятся краны, платформы, ржавые вагоны, сам вокзал похож на громадный ангар, к которому наспех пристроили подобие парадного входа. Бастиан останавливается метрах в ста от строений, выходит из машины первым, хмуро смотрит в сторону толпы перед зданием.

– Что за митинг? – ворчит он себе под нос.

– Похоже, не вы один решили нас проводить, – отвечает ему Ксавье Ланглу, открывая багажник электромобиля.

Амелия, Жиль и Вероника выбираются с заднего сиденья, с опаской поглядывают в сторону собравшихся. Толпа большая – человек четыреста, вроде как настроены не агрессивно. Не слышно ни лозунгов, ни шума, ни выкриков недовольных. Люди просто стоят, спокойно переговариваются, словно ждут чего-то.

Бастиан подхватывает на руки Амелию в комбинезоне с карманами и лёгкой курточке, Ксавье негромко просит Веронику встать позади него.

– Что-то не так? – пугается Вероника.

– Не знаю, – напряжённо отзывается Бастиан. – Жиль, забирай вещи из машины.

Парень вытаскивает из багажника три набитые сумки, сшитые Ганной, одну закидывает на плечо, две тащит в руках.

– А что вы всполошились? – спрашивает он. – Вон Сорси Морье, вон этот… сын Йосефа. И месье Фортен.

На самом деле Жиль тоже волнуется. Он скользит взглядом по толпе, ища Акеми, и не находит. И снова ищет, вглядываясь в лица людей. «Что-то случилось? Она не пришла? Но не могла же не прийти, её обязали… Тогда где она?»

Жиль шагает через дорогу к толпе у вокзала. Бастиан всё ещё хмурится, оглядывается на Ксавье и Веронику.

– Веро и Амелия могут посидеть в машине. А мы сходим посмотреть, что за сборище, – предлагает он.

– Раз Жиль пошёл – там хорошие люди, – уверенно заявляет девочка. – Они просто хотят нас проводить.

Бастиан пожимает плечами и, прижав дочь к себе, уверенно идёт за Жилем. Вероника провожает его суровым взглядом.

– Что такое? – спрашивает Ксавье.

– Это его дочь, – нехотя отвечает Вероника. – И он постоянно это подчёркивает. Каждую минуту, когда она рядом. Она боялась его год. Настолько, что слово «папа» вызывало слёзы мгновенно. А теперь льнёт к нему.

– Родная, не ревнуй. Помни, что она осталась с тобой. Это много значит.

Вероника провожает бывшего мужа тоскливым взглядом.

– Я боюсь, что однажды она точно так же уйдёт к нему. Навсегда. Как убегала совсем недавно. Только на этот раз она не вернётся.

Ксавье незаметно касается её ладони, слегка проводит по пальцам. Ему очень хочется как-то ободрить её, но слов не находится. Что бы он сейчас ни сказал, его хрупкая жена слушает лишь грустное эхо собственных слов. «Смирись, – говорит себе Ксавье. – Всем нам сейчас тяжело. Веточка держится молодцом, не плачет, не просит, не ругается с Жилем. Просто слов ей сейчас совсем не нужно».

От толпы у вокзала отделяется женская фигурка с ярко-рыжими дредами, машет рукой:

– Э-эй! Ну что вы еле тащитесь?

Люди оборачиваются, по толпе ползёт шепоток. Ксавье Ланглу присматривается и видит множество знакомых лиц. Это всё его прихожане – те, кому он годами старался помочь, к кому спешил каждое утро, выслушивал, утешал, как мог, дарил надежду, разделял горе. Среди них дети, которых год назад он прятал в Соборе от голода и бойни на улицах.

Через улицу к Бастиану, Ксавье и Веронике бегут двое подростков лет тринадцати. Ксавье помнит их. Близнецы, девочка и мальчик. Её зовут Валери, его – Марен. Лица у обоих встревожены.

– Отец Ланглу, не уезжайте! – выпаливает Марен, первым подбегая к священнику.

– Не уезжайте! Пожалуйста! – Валери волнуется, в глазах стоят слёзы.

– Мы будем бастовать, если надо! Мы потребуем, чтобы вас не отсылали из города…

Амелия с интересом выглядывает из-за отцовского плеча. Бастиан поглаживает её по спине, что-то негромко говорит, прибавляет шагу.

– Веро, иди, – просит отец Ланглу и останавливается.

Близнецы мнутся перед ним, ожидая ответа. Оба чумазые, подстриженные кое-как, в залатанной одежде. «С фабрики прибежали, смену бросили, – догадывается Ксавье. – Вот что им сказать, чтобы успокоить?»

– Ребята, никто меня не отсылает, – спокойно отвечает он. – Я сам вызвался сопровождать маленькую девочку в путешествии. Мы вернёмся с лекарством от одержизни. Всё будет хорошо.