При этих словах я чуть не подпрыгнул. Аллигатор убил моего хорошего друга, по сути, из-за этой сволочи я распрощался с жизнь там, в моём времени, и попал сюда… У меня к Аллигатору есть конкретные счёты, а Борис Яковлевич рассказывает, что ему не нравится примитивный злодей и требует добавить в его облик драматизма… Ох уж эти киношники…
Лоренцо заметил, как я недовольно морщу морду лица, и пошёл на попятную.
— Бог с ним, ладно — я что-то с ним придумаю! Какую-нибудь предысторию, — изрёк сценарист и переключился на следующего гада.
Вместе с ним мы переработали с дюжину сцен, добавив интриги и запутанности сюжета.
Наконец, страдания закончились.
— Знаете, товарищ Бодров, теперь я не сомневаюсь — это можно и, скажу больше — нужно снимать! — торжественно объявил Борис Яковлевич, размахивая в воздухе стопкой листов с заметками и поправками. — Сейчас я отнесу наши труды пишбарышням, пусть напечатают экземпляров так пять…
— Шесть, — мгновенно среагировал Корн.
До сего момента он ни разу не вмешивался в наши разговоры.
— Семь, — попросил я. — Один — мне. Хотя бы на память.
Лоренцо кивнул.
— Хорошо, семь… Скажите, а товарища Краснопролетарского вы бы хотели видеть в какой роли? Мне кажется, он идеально подходит в качестве Павла Знаменского — практически такой, как вами описан в… «библии», — усмехнулся Борис Яковлевич. — Высокий, худой, интеллигентной внешности, рассудительный, вежливый… Хотя, Ян способен сыграть кого угодно, даже Кибрит…
— Нет уж, пусть Зиночку играет актриса, — засмеялся я. — А Краснопролетарского я представляю себе в качестве Александра Томина: такого, знаете, крепыша, весельчака, балагура, но при этом цепкого, умного сыщика…
— Персонаж из низов… Этакий рубаха-парень… Понятно. Согласен, эта роль ему тоже по плечу. Ну, а для Знаменского можно найти и другую кандидатуру. Думаю, на эту роль от артистов отбоя не будет, — пошёл навстречу Борис Яковлевич.
Я заметил, что и он, и Корн говорят о будущей картине как о свершившемся факте, словно постановку уже одобрили, поставили в план, набрали артистов и съёмочную группу, выделили финансы.
Неужели они настолько поверили в сценарий и зажглись им?
В кабинет без стука несколько развязно, даже не вошёл — ввалился смазливый молодой человек в идеально сидящем костюмчике, состоявшем из полосатого пиджака с налокотниками и тонких брючек-дудочек.
— Всех категорически приветствую! — заявил он, снимаю шляпу. — Яков Абрамович… Борис Яковлевич… Мне тут на ушко шепнули при входе, что меня ищут.
— Вот, товарищ Бодров, знакомьтесь — это гордость нашей кинофабрики: Ян Краснопролетарский! — представил мужчину Корн. — Мы действительно искали тебя, Ян. Дело в том, что у нас вроде как наклёвывается очень неплохой проект, как раз под тебя. И предлагает его товарищ Бодров. Он его сценарист.
— Бодров?! — удивился актёр, пожимая мне руку. — Кажется, я о вас что-то слышал… Скажите, а вы случайно не печатались в…
— Я ещё нигде не печатался, — усмехнулся я. — Сценарий — мой дебют. Надеюсь, но блин комом…
— Ого! Лихо вы начали, — засмеялся Ян.
От него разило как от флакона одеколона. Такое чувство, что Краснопролетарский в нём просто купался.
— И кого же мне предстоит играть?
— Сыщика… Нашего советского Ната Пинкертона.
— Боевик?
— Детектив. Очень закрученный. Но и стрельбы в нём тоже немало, — заверил я.
— Кстати, товарищ Бодров работает в уголовном розыске, и поэтому в фильме будет много реальных событий из практики настоящего работника угро. Так, Георгий Олегович? — спросил директор.
— Да. Конечно, я не стал переносить всё один к одному, но в целом и события и герои из жизни.
Во взгляде Краснопролетарского заиграли весёлые огоньки.
— Здорово! И вы, получается, их расследовали?
— Не в одиночку, конечно. Сыск — дело коллективное.
— Как и кино, — вставил свои пять копеек Лоренцо.
— Разумеется, — подтвердил я.
— И что — сценарий уже готов, и я могу с ним ознакомиться?
— Пока только черновой вариант, но если немного потерпишь — я принесу тебе окончательную версию, — сказал Лоренцо.
— Готов ждать до посинения! — заверил Краснопролетарский. — И вообще — ради хорошей роли я готов на всё…
Тут он внимательно посмотрел на меня и добавил:
— Кроме преступления, конечно…
— Мне, как служителю закона, приятно об этом слышать, — ухмыльнулся я.
Девочки-пишбарышни дело знали туго. После короткой «пулемётной» стрекотни за стенкой, Борис Яковлевич вернулся к нам с обещанными экземплярами, напечатанными на машинке.
— Другое дело! В таком виде читать будет удобнее, — произнёс он и раздал каждому по стопке страниц.
На первой титульной в графе сценарист красовалась и его фамилия. Я хмыкнул про себя, но ничего говорить не стал. На самом деле он действительно очень мне помог, и его фамилия стояла по праву.
— Томин — это ты! — предупредил Корн актёра.
— Что ж… Посмотрим, что вы для меня уготовили…
Я наблюдал со стороны за тем, как он читает. Его реакция была разной: от скепсиса и нервных ухмылок, до восхищённого вздёргивания подбородком.
Закончив, он с уважением посмотрел на меня.
— Товарищ Бодров…
— Гриша.