Одесса-мама книга 2 (СИ)

Несмотря на то, что яблоку было некуда упасть, администратор при виде моего компаньона расцвёл как майская роза, отдал короткие распоряжения, и вот нас уже посадили за столик с накрахмаленной скатертью и салфетками, выложенными пирамидкой.

Я открыл меню и присвистнул.

— Гриша, спокойно! Я плачу.

— Ян, я как-то не привык гулять за чужой счёт…

— Гриша, ты мне друг?

— Друг! — пьяно кивнул я.

— А разве друг не может угостить друга?

— Может!

— Ну тогда выбирай, что тебе нравится, и не забивай голову пустяками.

— Хорошо, не буду.

Снова водка и закуска, на сей раз самая разнообразная: какие-то аппетитно пахнущие кусочки колбаски, мясная нарезка, солёные грибочки.

Официант разлил водку по стопкам, Ян отпустил его.

— Дальше мы сами! За что пить будем, Гриша?

— За дружбу!

— Отличный тост, поддерживаю! — Мы чокнулись.

Я опрокинул стопку в себя. Горячая волна пробежала по всему телу.

Потянулся вилкой за солёным грибком, положил в рот и прожевал.

Краснопролетарский довольно крякнул.

— Хорошо пошла, зараза! Ну, между первой и второй — перерывчик небольшой… Есть ещё тост, Гриша?

— Конечно! За справедливость!

— В точку! За справедливость!

Мы хлопнули ещё по рюмашке. Ян склонился ко мне:

— Гриш, этот тост — за справедливость… Что-то лично?

— Личное… — заплетающимся языком произнёс я.

— У тебя что-то стряслось? Дома? На работе? Нет, Гриш, не хочешь — можешь не говорить… Я ж всё понимаю — служба! — понимающе произнёс он.

— Да пошла она на хрен такая служба! Давай ещё выпьем?

— Давай!

После третьей я сделал вид, что лёд недоверия между нами растаял и что мы — друзья, не разлей вода…

— Ян, дружище… Знаешь, как иногда обидно бывает…

— Как не понять — понимаю! Что — не ценят тебя?

— Хуже! У меня вообще такое чувство, что кругом засели сплошные враги!

— Это как, Гриша?

— Да так! Только тс-с-с

Краснопролетарский перекрестился.

— Я могила! Вот те крест!

— Даже не сомневаюсь. Ты про такого Фарини — циркового силача слышал? — спросил я.

— Был пару раз на его представлениях, а что?

Я рассказал ему историю, как мы с напарником — Ромой Савиных побывали в квартире атлета, как я нашёл в его гирях золото, которое тот собрался вывезти в Румынию, как арестовал атлета, а моё начальство взяло и спокойно выпустило контрабандиста на свободу.

— И знаешь почему, Ян?

— Не знаю, Гриша! Честное слово — не знаю! — искренне произнёс актёр.

Я с горечью пояснил:

— Потому что Фарини заплатил кому надо, и всё… Здравствуй, заграница! Послезавтра поездом отбывает в Москву, а оттуда в Румынию! Прости-прощай золото!

Я взял кусочек колбаски и стал его с остервенением жевать.

Наступил тот самый тонкий момент, когда рыбка увидела наживку.

Клюнет или нет?

— Гриша, ты — серьёзно?

Йес! Клюнуло.

Но мне предстояло отыграть эту партию до конца.

— Ян, я похож на клоуна? — насупил брови я и даже откинулся на спинку стула.

Краснопролетарский приложил руку к сердцу.

— Не похож. Извини, не хотел обидеть! Не знал, что у вас вот так — плохо!

Я простонал:

— У нас не просто плохо, дружище! У нас хреново! Если и впрямь дело со сценариями пойдёт, уволюсь из угрозыска и свалю на вольные хлеба…

— Ну вот! А бандитов кто ловить будет? — огорчился актёр.

— А какой смысл их ловить, если они дают взятку и снова на свободе! Нет, приятель, с меня хватит!

Когда мы окончательно наклюкались, Ян предложил навестить знакомых «девочек», расписывая их красоту и прелести, но я проявил твёрдость.

— Не могу! И рад бы — но не могу! Я женат!

— Уважаю!

— Спасибо, Ян! Я тебя тоже уважаю! Ты — настоящий! А вот они, — я обвёл зал взором, — они последние деньки жируют… Ничего, пройдёт время, все получат по заслугам!

Домой я доехал на извозчике, с огромным трудом вошёл в подъезд, поднялся по ступенькам, надавил на кнопку звонка и практически сразу отрубился.

Я не помнил, как меня довели в комнату, раздели, разули, уложили на кровать. Мозг просто отключился.

Проснулся я уже сам, утром. Повернул голову и увидел Настя. Она сидела в ночнушке на краешке кровати.

— Привет! — произнёс я.

Во рту было сухо, язык еле-еле двигался. Да и голова категорически не желала делать то, для чего собственно и нужна — думать. Любой мыслительный процесс доставлял мне сейчас кучу боли и мучений.

И не только он. Я будто весь состоял из кучи нервных окончаний и каждому из них сейчас было очень хреново.

Настя повернула голову. Я увидел на её глазах слёзы и почувствовал горький стыд. Да уж… можно представить каково ей сейчас. Она прежде никогда не видела меня… такого. Ни капли не сомневаюсь — ещё то зрелище.

— Извини, солнышко, — прошептал я. — Так было надо… Для работы…

— Для работы? — изумилась она и часто заморгала.

Кхм… И ведь я сказал чистую правду. Ну как ещё иначе можно было вложить нужную мысль в голову Яна? Только выболтав ему ценную информацию по пьяни. В противном случае он бы мне не поверил.

— Для работы. И я рад бы тебе обещать, что такого больше не повторится, но… не могу. Прости, пожалуйста!

Она внимательно посмотрела на меня. Я спокойно выдержал её взгляд, да и чего собственно мне бояться: правда есть правда. Мне не пришлось играть.