Одесситки

Дорка даже не поняла, как со всего маху обрушила швабру с грязной тряпкой на голову Натки, она замахнулась ещё раз, но в ту же секунду Любовь Николаевна с криком: «Она вас провоцирует!» перехватила ее руку. Дорку колотил озноб, ни руки, ни ноги её не слушались. Любовь Николаевна пыталась удержать ее, но не смогла. Они вновь сцепились в центре зала. Покупатели обступили, возмущённо орали, одни на Дорку, другие на Натку, с испуганного лица которой скатывались грязные капли. Кто-то засмеялся: не магазин, а бесплатное кино, «Веселые ребята». Вера Борисовна выскочила в торговый зал, услышав непонятный шум. Любовь Николаевна все-таки разняла дерущихся и завела Дорку в кабинет заведующей, а Натка, оскалившись на директрису, убежала в уборную.

Она вернулась с мокрыми волосами, в руках держана грязный халат: «Все видели, как эта чума меня чуть не убила, а я, дура, ей пальто подарила, валенки её чахоточному байстрюку, сама мои чулки и штаны донашивает, уродина неблагодарная. Я напишу, так напишу, всей этой кодле мало не покажется». Продолжая в мертвой тишине зала сыпать проклятия, Натка рванула дверь в кабинет директрисы, с порога приказным голосом заорала: «Делайте в моём отделе переучёт. Или я остаюсь, или вонючая Дорка».

— Вернитесь к себе, сейчас назначу комиссию, — спокойным голосом ответила Вера Борисовна. — Наталья Николаевна, вы сами сделали свой выбор.

К такому повороту Натка готова не была; вот так, по собственной инициативе вылететь с работы.

— Я этого так не оставлю, сейчас же еду в главк.

— Зачем? Я сама вызову людей из главка. И ОБХСС вы заставляете меня пригласить.

— У меня всё в порядке, может, сейчас ваши подружки шуруют за моим прилавком.

— Вот идите и следите за своим товаром. Вон отсюда! — Вера Борисовна еле сдерживала себя, созвонилась с главным бухгалтером торга, попросила его срочно прислать в комиссию представителя. Натка плакала, бубнила, что все против неё, а она ни в чём не виновата, это Дорка первая начала. Но никто не обращал на её причитания никакого внимания.

— А где выручка за сегодняшний день? — спросила ее бухгалтер.

— В ящике была, а может, украли всё, пока я мылась.

— Наталья Николаевна, что вы такое говорите — украли... Сами же всё пересчитали перед обедом, вот и бумажка осталась, — глаза молоденькой ученицы, прикрепленной к Наткиному отделу, залили слезы. — Сами считали, сколько десяток, пятерок, трояков, на 496 рублей набралось. И еще мелочи на 21 рубль 44 копейки. Скрасть никто не мог, я от отдела не отходила, и ящик на ключ вы же заперли.

В трясущемся трамвае по дороге домой Вера Борисовна почувствовала, как засосало под ложечкой. Ведь за целый день крошки во рту не держала, даже чай не пила, только курила. Курево кончилось, она вывалилась из вагона на следующей остановке и помчалась к дежурному гастроному, купила пачку «Севера», потом, не долю думая, и бутылку «Белого молдавского», запаянную сургучом. А еще немного московской колбаски, голландского сыра, пачку кофе и чая, две сайки. Уже ушла, но затем возвратилась, очень захотелось окорока и буженины, и конфет «Ласточка». По сто граммов каждого взяла, всё истратила, осталось только на билет.

Сколько дней и ночей там, в катакомбах, она мечтала, как только закончится война и если они выживут, она накупит себе всего-всего, придёт домой, сядет перед открытым балконом и будет такой праздник, такой праздник. Ручейки, как капли воды со стен катакомб, текли по щекам бывшей партизанки; давно кончилась война, а она так себе и ничего не позволила. Сыто не наелась, вволю не выспалась, в море не накупалась — шесть лет пролетело, как один день. Дома выпила всю бутылку до дна, ела всё подряд, прямо с бумаги, потом завалилась на свой колченогий топчан и забылась. Встала засветло, в комнате над газиком помылась, оделась во всё новое, сложила в сумку пару чистого белья, сапоги, тёплую кофту, кто его знает, может, следующую ночь спать придётся в другом месте... Из-под шифоньера достала заначку. После вина трещала голова, сердце застучало, как молот. Собрав остатки еды, сложила всё в сумку и поехала на работу.

Возле магазина каждое утро крутилась постоянно толпа перекупщиков, их Вера Борисовна всех знала в лицо, они её ещё лучше, поэтому расступались, безмолвно пропуская. Ненавидя спекулянток, она хороший товар с утра в продажу не давала, так, кое-что выбрасывали; старалась попридержать к концу дня, чтобы досталось тем, кто возвращался после смены с работы.

Так оно и есть, кто бы сомневался. Среди толпы она увидела более чем знакомые лица. Значит, ещё вчера эта негодяйка Натка успела донести, раз сам начальник КРУ в белой рубашке, вышитой украинским орнаментом красным и чёрным крестиком, в соломенной шляпе и парусиновых широченных штанах, подпоясанных ремнем под животом, — прибыл. И вся команда с ним.

— Вера Борисовна, а мы к вам!