Одесский фокстрот

Вроде и ничего страшного. И колбаса на столе. Сырокопчёная. И спиртное правильное. Из правильной бутылки. Но куда-то выветривается из людей… Странно. Разве может, например, выветриться из спортсмена воля к победе? Пусть даже из бывшего спортсмена.

Прежде я полагала, что не бывает бывших. Бывших спортсменов. Бывших врачей. Бывших людей, в конце концов. Бывший человек – мёртвый человек. Мёртвый человек – в гробу. Гроб – всего лишь мебель. Видимо, не все бывшие люди – мёртвые. И не только гроб – мебель. Иногда мебель – это всего лишь кожаный диван и кожаные кресла. Весёленькой расцветки.

Совершенно не важно, чем человек занимался прежде, когда он становится бывшим. Бывший человек только и говорит, что о бывших своих заслугах и достижениях. Как он умел. Как знал. Как мог. Как выигрывал. Нет худшего занятия, чем глаголить о себе в прошедшем времени.

– Я поспорил. И я выиграл спор. Я спорил на бутылку водки. Уже и ту бутылку водки некому отдавать. Но важно то, что я выиграл спор!

Не знаю, что отвечать. И надо ли отвечать вообще? Надо ли это как-то комментировать? Наверное, от меня чего-то ждут. Потому что повисла тишина.

– Вы молодец.

Что ещё скажешь. За последние три года было предпринято много попыток реанимировать глаголы бывшего времени и привести их в состояние настоящего. Немало, во всяком случае. Потому что каждый раз, когда я бываю в Одессе, я захожу в гости к этому прекрасному бывшему спортсмену, бывшему охотнику, бывшему рыболову, бывшему журналисту и бывшему писателю. И моему другу. Пока ещё не бывшему. Хотя мне с ним уже становится скучно.

Скучно слушать о том, какие гады московские киношники. Ну, гады. Сама знаю. Ну, кинулся раз, кинулся два. И что? Что-то изменилось в гадах? Они из века в век тихо скользят в своей влажной ночи. Менять надо в себе. Меняться самому. А там, глядишь, и гады подтянутся. Ну или отвалятся. Так они и отвалились. Зачем кричать о гадах, которые давно отвалились? Тем более что ты сам их и отвалил. Обращались? Обращались. Послал? Послал. Больше не обращаются? Нет. И чего теперь, гордишься?.. Так гады в профите – снимают и снимают. Для того, чтобы что-то изменить – одного яда мало. Яд сам по себе – субстанция неподвижная и быстро разлагающаяся вне гада. Стань гадом. Поставляй полезный яд. А кричать – не мешки это самое, как справедливо заметил пивной мальчик из ирландского паба на Дерибасовской.

Кто там ещё гады Бывшему Всему? Да все. Гады ветеринары. Потому что не так лечили собаку. И любимую собаку на ноги подняла любимая жена. И сын жены. Бывшему Всему пришла в голову идея помереть вместе с любимой собакой. Но собака поднялась на ноги, выздоровела и живёт. И вроде как оказалось – теперь и делать-то нечего. Ну, не жить же вместе с любимой собакой, в самом деле! С любимой собакой весело гоняет любимая жена. В которой жизни и эмоций – на троих. И далеко – совсем не ядовитых.

– Я такой старый, что помню, какая была Одесса при…

– Римлянах? Евреях? Румынах?.. Вот и напишите об этом книгу. Вместо того, чтобы строчить текстики под фоточками в социальных сетях.

– Книга – это серьёзно. Это надо сидеть в библиотеке. Это…

– Зачем тогда так часто об этом?

– О чём?

– О том, что вы такой старый, что помните всё про Одессу.

– За Одессу.

– Да хоть ОБ Одессе! Строчить в социальных сетях и книги писать – две большие разницы, как всё ещё иногда здесь говорят.

Тоска. Тоска, потому что я чувствую себя в гостях у своего друга тем самым мерцающим хоть как-то кабаком, неуместно торчащим посреди непроглядной украинской степи. Кому они, мои огни? Зачем они здесь? В непроглядной ночи лишь залежи бессмысленно протухающего яда. Мерцать над болотом грустно. Сам начинаешь чувствовать себя гнилушкой.

Нет, нет! Прочь! Отдать дань… Кому? Весело скачущей с жизнерадостным псом по ночной одесской улице жене. Выйти на балкон, перекурить… С кем? С пока ещё не бывшим другом, но уже бывшим человеком. Ещё раз молча, без комментариев и ремарок, прослушать тексты о том, де, «ах, деточка, я такой старый, что…»

В Нью-Йорке у меня такой же «старый» друг. Ему тоже пятьдесят шесть. Но он не бывший. Он работает день и ночь. А когда не работает – играет в теннис. А когда не теннис – пишет стихи. Общается с друзьями. Любит женщин. Почему сейчас, осенней одесской ночью, на этом балконе, что нависает над улицей Дегтярной, я вспомнила своего друга, живущего по другую сторону океана, с видом на Ист-Ривер? Неужели только потому, что он ровесник моего друга одесского? Или как антитезу глаголам прошедшего времени?

Октябрь. Но душно. Слишком накурено в комнате, хотя потолки в старых одесских квартирах очень высокие. Наверное, душно от бывшести. А дружба? Что дружба? Просто такая взрослая игра. Я тебя хвалю – ты слушаешь о делах давно минувших дней, в которых я был спортсменом, охотником, рыболовом, дамским любимцем, аферистом, контрабандистом, журналистом, писателем.

Я не хочу похвал. Я хочу живости.

– Знаете, почему нельзя делить на ноль?

– Я филолог! Знаю, что нельзя – и баста.

– Вы – мужчина. Знаете, чем мужчины отличаются от женщин?