Одесский юмор. XXI век

Вот тебе и карты! Вот тебе и «язык», вот тебе и провал задания! Зря мерзли, уже темнеет, домой так идти нельзя – командир устроит «вырванные годы»… Да и начальство капитана по головке не погладит.

Разведчики подогрели себя шнапсом и кофе пленного, закусили его бутербродами с маслом, сыром и ветчиной, угостили немца своим сухим пайком: дали сухарь, кусок сахара и большую селедку…

И тут, может, от шнапса и кофе, а может, и от ветчины Фиму-Четыре осенило, и он начал репетиции. А когда до Нового года осталось чуть больше часа – начался и сам спектакль, в котором главную роль играл «Николаус». Фима на репетиции очень убедительно показал, как он умеет стрелять через карман, и немец согласился на главную роль.

По тропе к штабу немецкого батальона шли четверо. Впереди, одетый в костюм Николауса, при парике и бороде, шествовал дрезденец, чуть позади в трофейном кожане шагал сам Фима, а по бокам два разведчика попеременно несли чемодан (другой, с часами, остался пока в лесу).

Удивительно благополучно прошли две заставы боевого охранения, где их встречали с радостью, потому что каждому вручались листовка и резиновый презент… К тому же «Николаус» поздравлял солдат, читал им хорошо поставленным голосом сопливенькие стишки с отменной жестикуляцией и персональными обниманиями…

У большой землянки взвода охраны их встретили уже проводившие старый год солдаты – распахнули дверь и показали елку, всю в игрушках, блестках и свечах. Но «Николаус» им спел только одну песенку под свое концертино, высыпал на снег у входа листовки и коробочки и пообещал вернуться, как только поздравит самого командира батальона.

Им показали, как пройти к штабу. У землянки штаба стоял одинокий часовой… Он на процессию ужасно психанул – думал, что идет уже смена, проворчал, что «сменить его должны еще в этом году…» Потом злорадно заявил, что они опоздали: комбат и начштаба уже десять минут как ушли в штаб полка на офицерский ужин.

– Доннерветтер! – выругался Фима. – А зачем тогда ты тут торчишь? В такую ночь стоять у пустой землянки!

– Не пустая, – возразил часовой, – там рация, радист и сейф с документами.

Короче, через пару минут у фашистов стало на два солдата (часового и радиста), на два автомата, на две пары валенок и на одну рацию меньше… Артиста решили не обижать, но и не отпускать. Да и нужен он был: ему нагрузили на холку тяжелую железную шкатулку-сейф.

Пошли домой. И опять их останавливали бдительные солдаты охранения. Но все было хорошо отрепетировано… А вот перед нашими окопами залегший в снег «секрет», увидев красного Деда Мороза, чуть не перестрелял всех. Пришлось залечь, и Фима несколько раз подавал условный сигнал фонариком и кричал кукушкой (это зимой-то!).

А потом случилось сразу две хохмы… Когда начальнику разведки вручили шкатулку-сейф, он спросил:

– Открывали?

– Никак нет! – ответил Фима.

– Так-так… – довольно протянул капитан и стал осматривать сейф со всех сторон. – Жалко портить такую вещь, нам самим пригодится… Кто может открыть? – спрашивал всех, а сам смотрел на Фиму.

– Я могу, – отвечал Фима, – только надо подобрать кое-какой инструмент.

– Хорошо, я распоряжусь. – Капитан продолжал осматривать трофей, даже почему-то понюхал замок, потом приложил ухо к дверке, отшатнулся, побледнел, поднял шкатулку, на вытянутых руках понес к двери, выбросил и что есть мочи закричал: – Мина! Всем разбегаться! Быстро! Бегом!

Всех «выдуло» из землянки, рванул было и Фима, но немец ухватил его за плечо и сказал, улыбаясь:

– Там не мина! Там часы, будильник! Я слышал, когда нес это. В двенадцать ночи будильник звенел.

– Ага, звенел, – подтвердил Фима. – А я думал, откуда этот звон? Может, у меня в ушах?

Фима вышел из землянки, позвал народ назад, в тепло… Потом открыл сейф. Там оказался маленький будильник и целая куча карт, пакетов с сургучными печатями, линеек, цветных карандашей, немецких денег…

Вторая хохма случилась просто как чудо в новогоднюю ночь. Вдруг исчез чемодан с «урами» – часами, значит. Был тут, стоял, все видели, а тут вдруг – нет. Искали-искали – нетушки! Хоть тресни! Что за чертовщина такая? А фокус в том, что, когда началась суматоха с «миной», Фима ловко вынес чемодан, вдавил его в сугроб, снег полой кожанки разровнял…

Позже, когда сейф и «Николауса» увезли в разведотдел дивизии или корпуса, схлопотав благодарность и обещание представить к ордену, Фима пошел в свое подразделение, с опозданием отметил с друзьями Новый год. А чуть свет он откопал чемодан, пересыпал половину коробочек с часами в свой вещмешок, хорошо его спрятал и с чемоданом смылся в самоволку – перелесками добрался до ближайшей тыловой деревни. Там он обменял чемодан на две четверти самогона у местного сапожника. Тот был очень рад толстой коже, сказал, что может из этого товара выкроить с десяток моделевых дамских туфель. Потом Фима пошел по избам – делать сельскому народу новогодние подарки. Всем вручил штамповку – и старым, и малым, за что его одарили кто картофельниками, кто салом, кто рыбой, а кто и квашеной капустой…