Леня Крац навел аппарат и закрутил ручку. И началось! Это было еще то кино! На это надо было посмотреть! Распахнулась дверь, огромный детина-охранник выскочил, округлил глаза, утробно завопил: «Гра-а-абя-а-ат!» Но один из налетчиков стукнул его сзади по кумполу рукояткой нагана… Очень натурально стукнул! Охранник упал тоже очень натурально… Публика неистово зааплодировала. Вот громко звякнуло, треснуло, развалилось стекло в зарешеченном окне, окровавленное лицо появилось и пропало… Леня Крац крутил ручку, а сам кричал городовым:
– Господа полицейские! Внимательно смотрите в сторону вокзала! Должна подъехать конная полиция и жандармы. Как увидите, дайте знать – я должен на них направить аппарат.
– Работайте. Положитесь на нас – упредим сразу, – покручивая ус, ответил один из младших чинов.
Леня крутил ручку…
Но вот наконец распахивается настежь дверь, налетчики выбегают с зелеными брезентовыми мешками, бросают их в автомобиль. Вот бежит с мешком и Фима-Два. Мешок у него раскрыт или разорван, со звоном падают на тротуар, на мостовую золотые монеты, разлетаются разноцветные купюры. Все налетчики уже в машине. Леня перестает крутить ручку, бросается к рулю, автомобиль затарахтел, затрясся, взял резко с места и уехал, дымя…
Публика в восторге, аплодисменты бушуют, но тут из банка, шатаясь, выходит бледный банковский служащий в мундире. Остановившимся взглядом смотрит перед собой, потом на людей, на городовых, на разбросанные деньги, потом кричит истерично: «Что же это, Господи?» – и вдруг бросается собирать деньги. Публика ахает. Кто через белые веревки, а кто под них, бросаются к золоту, к ассигнациям. Заваривается такая каша! Такая куча-мала! Фима-Два хорошо знал, что делал, когда будто бы невзначай разбросал денежки…
Полиция и жандармы, конечно же, прискакали – шестеро всадников, но тогда, когда на земле не осталось ни одной монетки, когда публика разбежалась и только белые веревки ограждения тихонько покачивались на ветру.
Автомобиль с аппаратом полиция обнаружила через два часа в проходном дворе на Херсонской…
3. Фима-Три, или Галантные кавалеры
Этот Фима трудился в новую эпоху – эпоху становления и упадка нэпа. Он раздевал нэпмановских жен и любовниц – сдирал с них самые дорогие по тем временам меха: манто из каракуля, котика, обезьяны, беличьи шубки.
Фима прощался с нэпом с печалью – женщины ответственных работников не радовали его. «Не то манто!» – говаривал он. Пришлось переключиться на деятельниц культуры и искусства – лауреатов Сталинских премий, из тех, кто приезжал в Одессу на гастроли… Следил за афишами, за карьерой. Заранее знал дни приезда и отъезда. Работал с напарником под видом встречающих «от имени и по поручению». Извозчик, букетик. «Как доехали?» «Это ваши вещи?»
Как-то встречали вокальный дуэт из Питера. А те не приехали. Досада! Замерзли и не ужинали… Что делать? Тут же толкнули одному фраеру букетик из подмерзших гвоздичек, спустились в винный подвальчик, опрокинули по стакану мадеры, пирожком с горохом закусили и злые потопали домой. И тут видят: пересекает привокзальную площадь дамочка с чемоданчиком, а на ней манто заграничное. У-у-ух какое! Пошли следом. В начале Пушкинской догнали, финки показали, попросили вежливо: манто надо снять, так нужно. А та дамочка:
– Что вы? Что вы? Такой мороз! Почти под двадцать. А ветер? Нет, мне нельзя, могу простыть, а завтра я в опере должна петь. Давайте так: дойдем до гостиницы «Красной» и у входа получите свое манто. Идет?
– Идет, – вдруг согласился Фима-Три, – только смотри, не баловаться мне!
– А я не балованная. Пошли, что ли? Чемоданчик возьмите – пальцы в перчатках мерзнут. Тоже мне кавалеры, а еще одесситы!
Идут, разговаривают за неожиданную одесскую погоду, за очень сильный мороз в Москве и про совершенное тепло в Париже и Риме. И тут, как на грех, «газик»-легковушка к самому тротуару подъезжает, останавливается. Выпрыгнул мужчина, здоровый такой, в костюме и без шапки. Перед дамочкой заюлил, заизвинялся:
– Прошу простить, что опоздал вас встретить, мадам. Садитесь, пожалуйста! В машине очень тепло…
А дамочка ему в ответ:
– Езжайте с богом, голубчик. Погода как на заказ, пройдусь, подышу, товарищи меня проводят… Интересные люди…
А что тут скажешь, когда ребрышками финку ощущаешь?
Уехал автомобиль. Дошли до гостиницы «Красной», остановилась мадам у входа, пуговицы пушистые на манто стала расстегивать. А Фима-Три вдруг руку ей пожал, чемоданчик отдал и сказал, уходя:
– Мы с товарищей не берем…
А назавтра та певица пела в оперном и поимела успех. Хлопали ей – дай боже! А под конец большой шикарный букет белых роз преподнесли. Это в январе-то! А в том букете конверт розовый, а в конверте записочка: «От товарищей!»
4. Фима-Четыре, или Новогодний спектакль