Один

Телефонов довоенной поры.

И внезапно обретая черты,

Шепелявит в телефон шепоток:

– Пять-тринадцать-сорок три, это ты?

Ровно в восемь приходи на каток!

Лягут галочьи следы на снегу,

Ветер ставнею стучит на бегу.

Ровно в восемь я прийти не могу…

Да и в девять я прийти не могу!

Ты напрасно в телефон не дыши,

На заброшенном катке ни души,

И давно уже свои «бегаши»

Я старьёвщику отдал за гроши.

И совсем я говорю не с тобой,

А с надменной телефонной судьбой.

Я приказываю:

– Дайте отбой!

Умоляю:

– Поскорее, отбой!

Но печально из ночной темноты,

Как надежда,

И упрёк,

И итог:

– Пять-тринадцать-сорок три, это ты?

Ровно в восемь приходи на каток!

Это песня памяти Лии Канторович, с которой у Галича был кратковременный роман перед войной. Он написал о ней замечательные воспоминания. Вот о Лии Канторович, кстати, сейчас Володя Кара-Мурза-старший написал замечательные очерки, добиваясь, чтобы её память, её имя было восстановлено на доске истфака. Действительно гениальная девушка обворожительной красоты. Галич знал её очень мельком. Может быть, она его любила, но он слишком мальчик был для того, чтобы отвечать на эту любовь взрослой уже девушки. Она погибла в первые месяцы войны, но какая красота удивительная, какая отвага и какое поколение!

Понимаете, я ни об одном советском поколении не думаю с такой болью и завистью, как о детях поколения Окуджавы, Трифонова, Галича — выбитое поколение 1924–1926 годов, каждый четвёртый только уцелел. Понимаете, ведь не просто это было поколение интеллектуалов, красавцев, таких полубогов, отважно готовившихся к смерти. Это было поколение действительно очень жертвенное и очень напряжённо, очень интенсивно жившее. Я думаю, что только в рассказах Нагибина «Чистые пруды» как-то отразились борения и страсти этого поколения. Ну, может быть, в гениальном рассказе Трифонова «Игры в сумерках», который я тоже вам всем горячо рекомендую. Галич был из этого поколения, и его сталь внутренняя прорезалась в нём поздно, но в конце концов прорезалась.

Конечно, на фоне Окуджавы Галич иногда проигрывает, как всегда проигрывает талант на фоне гения (я об этом писал многажды), но как на это ни посмотри… Да, может быть, он был слишком политизирован, может быть, он был привязан к контексту. Но тут вдруг выяснилась поразительная вещь, что эти контексты бессмертны, что состояние собственной трусости по-прежнему вызывает боль и негодование. Галич продолжает прикасаться к самой чёрной язве. По-прежнему мы не понимаем, как можно всё знать и с этим жить. По-прежнему он — наша больная совесть. И тем он лучше, что он не идеализирует себя, что он не слишком хорош для себя. Вот за это его стоит любить, и, по-моему, в этом его бессмертие.

А мы с вами услышимся через неделю.

24 июля 2015 года (Василий Шукшин)

Доброй ночи, дорогие друзья! В программе «Один» с вами Дмитрий Быков.

Вопросов пришло нечеловеческое количество. Они чрезвычайно серьёзные, становятся серьёзнее с каждым эфиром. Мне всё труднее на них отвечать, потому что многие авторы, о которых идёт речь, для меня не то чтобы экзотичные, но малознакомые, чтобы как-то определиться со своим отношением к ним. Мне приходится довольно много читать, но это одно из любимых занятий. И я, кроме того, очень рад, что у нас постепенно формируется некоторое не скажу, что тематическое поле, но, по крайней мере, формируется перечень вопросов, которые аудитории интереснее всего. И это важные вопросы. Я очень рад, что мы о них говорим. Потому что устаревшая парадигма, при которой надо всё время выбирать — западник ты или славянофил, патриот-имперец или либерал-свободолюбец, горожанин или деревенщик, — это всё вещи взаимосвязанные, взаимообусловленные, и я не вижу смысла их разделять. А вот реальные позиции нашего времени начинают постепенно формироваться в этих разговорах, и мне интересно о них поговорить.