Один человек, две собаки и 600 миль на краю света. Опасное путешествие за мечтой

Я продолжаю идти по следам, оставленным животными. Они представляют собой маленькие ямки, расположенные в шахматном порядке. Вообще они напоминают следы какого-нибудь великана. Внимательно изучив их, я узнаю задние лапы медведя гризли. Поскольку следы передних лап отсутствуют, я делаю вывод, что медведь наступает задними лапами точно на следы передних. В горах он вряд ли найдет много пищи, поэтому и направляется в тот край, где она более доступна, в солнечную долину Амблера. Здесь шли несколько медведей. Один из них, судя по всему, проделывал этот маршрут, по меньшей мере, раз двадцать. Ему знаком здесь каждый закоулочек, он знает, где срезать и куда повернуть.

Как-то раз я заметил, что следы отклоняются от основного курса. Ориентируясь на них, я сворачиваю к притоку и иду сквозь густой лес, но затем снова выхожу к реке. Это позволило мне серьезно сократить путь. Медведя не смутит ни одно препятствие. Он совершенно спокойно идет по льду, не останавливаясь и не пытаясь найти другую дорогу. Его не пугают даже трещины — он идет вперед как ни в чем не бывало, словно ничего и не случилось. Медведь, по следам которого мы идем, огромный. Он опережает нас примерно на один день. Собаки тщательно обнюхивают каждый след. Запах медведя им не знаком, но у меня такое чувство, будто они все понимают.

В течение дня следы постепенно исчезают, и дорога становится более крутой. Я неоднократно перехожу реку вброд, чтобы избежать обрывов и отвесных берегов. Вода ужасно холодная. Ботинки я не снимаю — на то нет необходимости. Из-за снега они и так уже промокли насквозь, кроме того, я не могу тратить свое драгоценное время. Приблизившись к берегу, тут же выбрасываю экипировку. Меня переполняет желание как можно скорее выбраться из воды, поэтому я помогаю себе и коленями, и руками (чтобы перчатки мне не мешали, снимаю их заранее). Выбравшись на берег, я некоторое время сохраняю неподвижность, дабы отдохнуть перед очередным заплывом. Мои вещи идут ко дну, словно к ним привязаны несколько камней. По мере того, как отогреваются пальцы, я чувствую сильную боль. Хочется стонать от боли. Однако после того как я пройду по ледяной воде еще десяток футов, пальцы заболят снова, и это несмотря на две пары шерстяных носков и непромокаемые лыжные ботинки. Я, как могу, увеличиваю скорость, но все равно иду недостаточно быстро, и брызги время от времени попадают на меня. Сквозь кристально чистую воду прекрасно видно усыпанное галькой дно. Температура воздуха явно не очень высокая, и я не могу позволить себе долго думать о том, как преодолеть эти трудности. Вообще я никогда не переходил такие реки в зимнее время. Но я не зацикливаюсь на этом и представляю себе, что дело происходит летом в Орегоне.

На моем пути также встречается еще несколько речек поменьше, в ширину не более трех футов. Их я перехожу легко, без остановок. Перебравшись на противоположную сторону, одним резким движением я притягиваю к себе санки. При этом задействованы мышцы спины, рук и ног. Вещи при этом не намокают, и это намного удобнее, нежели останавливаться, разгружать сани и совершать несколько ходок. Сани слишком тяжелые. «Черт с ним», — решаю я в конце концов.

Еще я увидел низвергающуюся лавину. Тащу сани вверх и вниз по скалам. Мне снова приходится возвращаться и изо всех сил тянуть за веревку, к которой привязаны вторые сани. Чтобы преодолевать огромные каменные глыбы, я прикладываю огромные, нечеловеческие усилия. Поскольку всего через пару дней я оставлю санки, ущерб, который я могу им причинить, меня абсолютно не волнует. Мышцы спины получили отличную нагрузку. Я чувствую, что за эти дни они стали сильными и крепкими, как хорошо сплетенный канат.

Чем ближе мы подходим к устью Калуривик-Крик, тем уже становится река. В конце концов, она превращается в маленький горный поток. Расстояние между горными вершинами составляет около сотни ярдов. Сооруженные бобрами плотины и запруды образуют естественный барьер между скалами. Воображение поражает то, что эта огромная сеть каналов создана усилиями маленьких грызунов. Передние зубки бобров растут и не прекращают расти в течение всей жизни, поэтому их необходимо постоянно разрабатывать. У бобров при малейшем шуме воды появляется незамедлительное желание возвести дамбу, чтобы отделиться от сородичей. Они не хотят делить территорию ни с кем, даже с представителями собственного семейства. Они дружно работают, а на развлечения и игры у них просто не остается времени. В строительстве норки принимают участие все члены семьи. Однако я не вижу ни одного бобра. Должно быть, они все еще сидят внутри, защищаясь от сильного ветра и холода. Посреди двух озер по характерной насыпи я узнал две огромные, покрытые снегом норы, которые служат естественной плотиной.