– Ничего не выйдет, сеньора. Сейчас, по крайней мере. А может быть, вообще никогда.
– Ай-ай-ай! Не используй это дурное слово, не стоит. «Никогда» не существует, у любого события есть срок.
– Простите. Возникла одна трудность. Проблема. Обстоятельство, которое… Я не знаю, что с ним делать, вот и все.
– Но его можно описать словами? – ласково улыбнулась мамбо.
– Конечно.
– Так скажи, а я послушаю.
Лил плюхнулась в кресло, подтянула колени к груди и уткнулась в них носом.
– Мы можем попросить духа уйти и все прочее. И может быть, он даже согласится. Только это ничего не изменит. Вернее, тело обратно не изменится.
– Почему ты так в этом уверен?
– Вы сказали, что духи видят этот мир сердцами. Но дело в том, что если конкретно этот смотрел сердцем Лил…
Вздох из кресла. Глубокий.
– Он не видел, куда именно идет.
– Кажется, начинаю понимать, - кивнула Мари. – Нельзя собрать что-то из черепков, если не знаешь, каким оно должно быть.
– Да, сеньора.
– И только это тебя останавливает?
– А разве этого мало?
Она подошла, сжала в ладонях моё лицо, чуть наклоняя к себе.
– Пусть одно сердце и было слепым, но второе… Неужели второе тоже закрыло свои глаза?
– О чем вы говорите?
– Он твой друг. Ты знаешь его. Это немало.
– Но я не умею разговаривать с духами.
– Зато духи, как оказалось, охотно говорят с тобой. Помнишь? – Мари убрала одну ладонь от моей щеки, показав след ожога. – Их недолго приходится упрашивать.
Не знаю, чем был тот разговор. Наваждением? Спектаклем? Злой шуткой? Неважно. Повторять почему-то не хочется.
– Твой лоа отметил тебя много лет назад. Возможно, ещё до рождения.
Так же, как Лил? Ситуация же обратная, насколько понимаю: не моя мать ходила по мужчинам, а отец оказывал услуги женщинам. Хотя…
Проникновение организмов все равно происходило. Обмен жидкостями, например. И точно так же крупицы многочисленных «молли» могли какое-то время оставаться в теле моего отца. И похоже, повлияли на его собственную матрицу: сумасшедших в роду Дюпонов не было, если верить семейным хроникам. А я появился на свет как раз на пике отцовской «карьеры» жеребца-осеменителя.
– Тебя услышат. Непременно услышат, - пообещала мамбо.
Хорошо, пусть. Но что я могу им сказать?
– Расскажи, каким он был, каким ты его видел всякий раз, когда встречал, каким… О да, каким хотел бы видеть – тоже.
– Считаете, это будет честно? Личные ощущения всегда субъективны и…
– Ты можете сделать только то, что можешь. Так постарайся же изо всех сил!
Все это выглядело ловушкой. Зыбучим песком, ступив на который, уже не сделаешь ни шага в сторону. И в то же время это было заманчиво. Захватывающе даже.
– Пусть девочка соединит вас.
– Соединит?
– Подойди сюда и дай ему свою руку, - велела Мари.
– А без этого никак? – хмуро уточнила Лил.
– Слезы, сладкие, горькие – просто вода, губы – бездна, откуда приходит беда, взгляд скользнет и сбежит, не оставив следа, только пальцы не лгут никогда, - пропела мамбо.
Девчонка нехотя вылезла из кресла.
– Вот, присядьте тут, оба. Дальше пола ведь не упадешь.
– А что, намечается ещё и падение?
Мне не стали отвечать: занялись барабаном. Тонким, шириной чуть больше ладони. Шлепок, шлепок, шлепок. Как шаги по полосе прибоя.
Ладонь Лил пугливо легла в мои, готовая отдернуться в любую секунду. Неужели все так страшно? Я же сказал, что не трону. Не поверила? Потому что вспомнила и решила, что знает, с кем имеет дело?
– Его руку тоже возьми, - шепот мамбо выплыл из ритма незатейливой музыки и снова растворился в нем.
Скрюченные, темные, как угольки, пальцы – за них девчонка взялась куда как смелее. А потом закрыла глаза.
– Духи слышат вас…
Огоньки свечей вдруг слились в единое слепяще-белое марево, и я тоже зажмурился.
Духи, значит? Что ж, пусть слушают.
Часть 3.18
Каким он был, Хэнк? Вернее, Алехандро. «Хэнком» он однажды назвал себя сам, когда узнал, что я ненавижу свое собственное имя в оригинальном виде. Оно ведь мне не подходило никогда, если вдуматься. А на экваторе и вовсе зазвучало дико…
Мы впервые встретились в сенаторском доме. На одном из великосветских семейных приемов, куда бывают приглашены все возможные родственники, лишь бы они не входили в число персон нон грата. Правда, детей моего возраста оказалось мало. Собственно, им неоткуда было взяться: сестрам Хэнка тогда было года по три-четыре, и их, конечно, нечасто водили в гости. А прочие родовитые и просто богатые участники встречи к тому времени либо только зачинали своих отпрысков, либо уже определили их в учебные заведения. Так и получилось, что сверстник на мою долю нашелся всего лишь один.