Один человек и один город

– Королевская власть признана Господом, а с Ним и всеми прочими. Власть истинного правителя. Но разве в твоих жилах течет избранная кровь?

Кровь двух шлюх, вот что течет во мне. И папочка, в отличие от мамочки, торговал своим телом вполне официально.Кстати, не менее прибыльно.

– Ты и такие, как ты, пришли сюда вслед за нами. И долго смотрели, как мы убиваем друг друга, борясь за жизнь… А потом предложили уцелевшим свою милость. Свою щедрую помощь! И даже не потребовали называть вас королями.

Рассказывает главу из учебника истории? В утвержденной правительствами всех стран мира версии эти события выглядят несколько иначе. Но я-то читал нередактированные материалы из личной библиотеки сенатора. И что бы сейчас ни говорила странная психованная девица, она недалека от истины.

– Вы позволили нам жить. Вы даже построили для нас наш собственный город… Но кроме него не оставили ничего. Ничего! Ни крошки от остального мира!

А я-то здесь причем? У меня самого вот-вот тоже ни черта не останется.

– Мы не существуем для тех, кто живет за границами Низины. О нас никто не знает. И знать не хочет!

А ведь я мог бы изменить эту ситуацию. Если бы стал сенатором, к примеру. Но в чем весь смех-то? Страстная воительница за права обездоленных обращает свою пылкую речь к тому, кто…

– Я тебе помочь не могу. И никому из вас.

– Да! Это все, что вы говорите! Это все, что вы обычно говорите! А ещё предлагаете нам самим заботиться о своем будущем. Кормя с одной руки, другой отнимаете последнюю надежду!

– Ничем не могу помочь.

Несколько слов вежливого, равнодушного отказа. Обычно их не желают слышать, вот и девица осталась глухой. Хотя даже если бы я завопил во всю глотку, не помогло бы: ораторша упивалась звуками собственных чувств.

– Там, в соборе, ты казался ангелом, вознесенным надо всеми… Прекрасным ангелом. Но стоило всего лишь подойти поближе, чтобы увидеть, как чудовищна твоя душа!

Да у меня и тело не отстает. Руки в крови же. В крови собственного отца. Её было немного, кстати. Так мало, что я подошел и дотронулся до раны. А потом давил и давил, пока на рубашке не расцвел багровый пион.

– Ты схож с ангелом лишь в одном: и тебе, и ему нет никакого дела до людей. До мира, в муках корчащегося внизу. Но что, если и миру не останется до тебя никакого дела?

С каждой минутой она говорила все увереннее. Все сильнее и тверже. Словно сумбур, царящий в её голове, внезапно стал выстраиваться в одну, совершенно прямую линию.

– Он наберет полную грудь воздуха, а потом выдохнет. Вместе с памятью о тебе.

О ком это сказано? О мире? Разве он вообще хоть чем-то дышит?

– Тебя забудут все и навсегда. Те, кто видел тебя, и те, кто только слышал твоё имя.

– Лично я не собираюсь забывать Фрэнка, - знакомая ладонь легла мне на плечо.

– Забудут, забудут, забудут…

Разборчивые слова слились в одно целое, похожее то ли на вой, то ли на стон.

– Все забудут…

– Она явно не в порядке, - шепнул Хэнк.

– Вижу. Что предлагаешь?

– Уйти было бы лучше всего.

– Да, пожалуй. Тогда…

Я уже собирался шагнуть, неважно куда – вперед, назад, в сторону, но земля под ногами вдруг закачалась. Пошла волнами. Вернее, мелкой рябью.

– Это ещё что за…

Внутри тоже возникла рябь. Дрожь в каждой клеточке тела, причем не желающая сидеть на месте, а целенаправленно и бодро сдвигающаяся… Многие верят, что именно в этой части человеческой плоти облюбовала себе пристанище душа. Не там, где сердце. Поближе к середине груди. И пониже. Дрожь маршировала именно туда, на ходу ускоряясь. Но она же не сможет вся уместиться там? А если сможет, меня попросту разорвет на части.

– Забудут!

Девичий голос, внезапно ставший тяжелее камня, ударил в меня как раз вовремя. За мгновение до столкновения дрожинок. Ударил и разметал их легионы.

Во все стороны.

Наружу.

Больше всего то, что случилось потом, походило на стоячую волну, которой нас обычно пугают теленовости с ближнего края мира. Только эта была прозрачной, как стекло, да на месте пробыла недолго: качнулась и поползла прочь. От меня.

Картинку она все-таки искажала. По мере продвижения. Но практически сразу все возвращалось обратно, к привычному виду. Вот и контуры девицы, через которую странное марево прошло тоже, сначала словно бы чуть расплылись, совсем смешивая незнакомку с темнотой, а потом…

А потом я вдруг почувствовал вес Хэнка. Всем плечом. И услышал растерянное:

– Странно… Вроде выпил совсем немного, а на ногах стоять не могу.

Я машинально посмотрел вниз, пригляделся и честно сообщил о результатах наблюдения:

– Это потому что у тебя одна нога короче другой.

* * *