Один день ясного неба

Под бумагой оказался еще один сверток, весь измятый и измызганный жирными следами от пальцев. Он развернул сухие банановые листья и вытащил предмет, который мгновенно вызвал у него изумление. Это был большой выщербленный камень. А может быть, это было нечто такое, чего он раньше никогда не пробовал, — нечто интересное и печальное. Такое редко, но случалось: он знал, что существуют съедобные камни и даже бывает съедобная грязь. Но этот камень не вызывал желания его съесть.

Завьер нахмурился.

Из бананового листа на пол выпал небольшой плоский конверт. Он нагнулся и поднял его одной рукой, а другой потянулся к джутовой сумке, висевшей на вбитом в стену гвозде, снял ее и надел через плечо. Эта сумка могла ему понадобиться во время обхода. Люди с радостью будут отдавать ему любые выращенные ими плоды, которые ему приглянутся.

Молю вас, боги, пусть это будут не только камни и прочая ерунда.

Завьер высыпал содержимое конверта себе на ладонь, тихо ругнувшись, выронил на пол и попятился к выходу из кухни.

Мальчик-рыбак подарил ему мотылька.

Он видел мотыльков всюду и всегда, вечерами они роились среди москитов, сверчков, летающих тараканов, болтавшихся на ветках ящериц — словом, вперемежку со всей ночной живностью архипелага Попишо. Он старался их не замечать.

Надо взять себя в руки и отправиться на поиски мотылька, который тебе понравится. Дурманящего мотылька вроде этого.

Он сделал шаг к мотыльку, присел, вгляделся. Размах крыльев сантиметра двадцать три, толстое тельце. Бабочки, когда присаживались для отдыха, складывали крылышки, а мотыльки, наоборот, распускали их, словно приглашая восхититься их причудливой красотой. Он поднял мотылька. Желто-коричневые чешуйки с крылышек заблестели у него на пальцах. Это была медвяная падь: вероятно, мотылек питался сладкой росой, выделяемой листьями некоторых растений. Интересно, долго ли мальчишка копил деньги, чтобы приобрести этого мотылька? А его отец был в курсе? Он положил насекомое на кухонную стойку. Десять лет он не притрагивался к этим мерзким тварям, а люди до сих пор считали его рабом вредной привычки.

Он слизнул с нижней губы капельку. У него началось обильное слюноотделение.

Это был щедрый подарок: королевский мотылек.

Он заторопился. Толстая потрепанная записная книжка, четыре остро заточенных карандаша и красный кожаный мешочек на длинном шнурке, который он выудил из глубины комода. Он сунул записную книжку и карандаши в сумку, а затем с ловкостью курильщика, скручивающего себе сигарку, свернул желтого мотылька и положил его в мешочек. А мешочек опустил в правый карман.

Он выпрямил спину, отчего стал выше ростом.

— Завьер! — позвал его Айо.

* * *

Почти вся молодежь уже ушла из сада. Только одна официантка сидела на лавке и отколупывала кусочки плоти с плеча мальчишки-рыбака — другая таким же образом могла бы попытаться совратить юнца. Завьер заметил белую косточку и услышал легкий стук, когда официантка щелкнула по косточке указательным и большим пальцами. Мальчишка схватил ее за талию, заметил, что Завьер за ними наблюдает, и оттолкнул девицу так сильно, что та вскрикнула.

— Радетель!

Завьер шагал прочь, не оборачиваясь. Он услыхал, как за его спиной Айо пробормотал: «Не сейчас!», но мальчишка преградил им путь.

— Радетель!

Инстинктивно он вдруг почуял присутствие Му, которая, вытаращив глаза и махая руками, пыталась остановить мальчишку. Топот ног, взмахи рук, взволнованное дыхание. Если бы он только вслушался в море, ничего бы не случилось. Куда ни пойди на Попишо, повсюду можно услыхать шум прибоя.

— Радетель, вы получили то, что я вам оставил? Леди, вы обещали передать ему… Мне очень жаль… Вот и все. Мне так жаль, радетель!

Возможно, он ощутил, как пальцы мальчишки стали тереть его собственное плечо, впиваясь в кожу, проникая почти до самой кости.

Он вспомнил, как его теща дубасила в дверь в этот день ровно год назад. Она звала его, и в ее голосе сквозило такое отчаяние и горе, какого ему не доводилось слышать, когда она рассказывала, как мальчишка, сын рыбака, нашел тело Найи на глубоководье, и как из ее ушей выплывали маленькие белые рыбки, и как вокруг нее плавали печальные водоросли и… о, Завьер, она говорила с тобой, она говорила с тобой перед тем, как?..

Они с Айо спустились по ступенькам, высеченным в склоне утеса, к бормочущему океану. Завьер замедлил шаг, чтобы дать возможность прихрамывающему Айо не отстать. Они встали перед водой. Рассвет наконец-то запылал, как свежий кровоподтек. Осиянный желто-багровым светом белый песок теперь искрился всеми цветами радуги. Высоко над ними на краю утеса стоял мальчишка-рыбак, чьи ноги и руки отсюда казались угольными палочками.

Сумочка. Глубоко в кармане, чтобы ее не увидел Айо. В ней лежит. Мотылек. Да.

В общем, он вернулся к прежней жизни.

* * *