Один день ясного неба

Она стала искать мел. Но что написать? «Ушла по делу» — слишком кратко и непонятно. «По семейным обстоятельствам». Нет, не годится, а не то обеспокоенные люди прибегут к ней среди ночи. «Сегодня закрыто, извините». Может быть, так. Надо было поторопиться. Ей не хотелось, чтобы кто-то увидел ее расстроенное лицо или начал задавать вопросы. Она не умела врать. Анис нашла мел и принялась писать. Но белая палочка раскрошилась в ее нервных пальцах. Она выругалась, нашла другой кусок, но и он сломался. В горле застряло рыдание. Она его подавила.

«Девочка, только не плачь!»

Она присела на подушку и сделала несколько размеренных вдохов, уперев кончик языка в нёбо. Потом закрыла глаза, приложила ватную руку к груди и ощутила, как грудь поднимается и опускается.

«Успокойся!»

Тихий звук заставил ее поднять глаза.

Это был секрет, спрятанный за настенной лампой.

Она встала, чтобы его разглядеть. На ощупь секрет был похож на засохшее печенье. Стеснительный молодой человек, которому он принадлежал, не мог на него нарадоваться — и на него, и на свои хронические запоры. Но в конце концов он достаточно ей наговорил, чтобы избавиться и от секрета, и от запоров.

Люди редко оставляли здесь свои секреты. И она каждый день искала у себя в волосах случайно застрявшие секреты. Очищала их от пыли и грязи и выносила на задний двор, где подбрасывала, и секреты парили в ночном воздухе. Иногда секреты были старые и увесистые — такие улетали к звездам и разбивали их вдребезги. Упавшие осколки звезд крушили садовую мебель, дырявили крыши и покрывали газон липкими каплями белого сока.

Вычищать секреты было труднее, когда она была уставшая, особенно трудно было находить секреты, которые просачивались в тело. Когда Анис за день слишком утомлялась от работы, то с тревогой замечала, что ее магическая энергия иссякала, и тогда она не могла встать с кровати и даже теряла сознание. Однажды она, мастурбируя, не могла довести себя до оргазма целых три недели, пока Ингрид не выудила из ее легких девять секретов; иногда найти секреты можно было единственным способом: прислушиваясь к их характерному хихиканью. Ингрид клала ее на теплые камни и терла ей кожу до тех пор, покуда слипшиеся в сгустки слизи секреты людей не вылетали из нее, выдавливала угри из ее носа и из спины, тыкала иголкой в ее уши, разминала узлы на ее шее, заставляла потягиваться, пить воду, принимать ванну с ромом и ловить на лету толстых пурпурных бабочек в закатном небе.

— Что это за шум? — как-то спросила в прошлом году Анис, когда на всем протяжении сеанса ее отвлекало странное жужжание.

— Да это моя опухоль, — ответила Ингрид.

— Что? — Анис встала.

Но Ингрид насильно уложила ее обратно.

— Ты помнишь, что мне в этом году исполняется двадцать девять?

Она лежала, оцепенев.

— Но почему я только сейчас услышала?

— Этот шум начался какое-то время назад.

— Но, Ингрид, почему я его раньше не слышала?

Подруга потрепала ее по спине.

— Тебе и не надо слышать, дитя!

Иногда она называла ее «дитя». Как-никак она была ее наставницей-учителем.

Она просто отказывалась верить в родимое пятно Ингрид, покуда та не умерла.

Ей нужно было подготовиться к тому, что могло произойти далее. О боги, это же могло оказаться правдой. Ведь старуха наблюдала, как ее живот набухал, когда там возникали младенцы, она угощала ее жареной саподиллой и дважды чесала ей пятки, потому что сама Анис не могла до них дотянуться. Так с чего бы старухе говорить то, в чем она не уверена?

«То, как он обращается с тобой на людях. „Иди ко мне, жена. Дай-ка я принесу тебе шаль!“ „Эй, мужик, ты видел мою жену? Красивая, правда?“ Прямо как признание вины. Если ты такая красивая, почему же он не дотрагивается до тебя с тех самых пор…».

«Семейная жизнь — дело сложное!»

«Это так?»

«Да, именно так».

«Он просто ходит на сторону потрахаться. Это совсем несложно. Неужели ты из-за этого от него уйдешь?»

— Перестань! — прикрикнула она себе.

Издалека то тише, то громче доносилось древнее храмовое песнопение.

«Ты сходишь с ума, сидишь тут и кричишь на себя».

«Где этот дурацкий мел, будь он проклят?»

«И еще одно».

«Что еще?»

«Будь я на месте других, я бы не доверила тебе исцелить даже мушку. Родила четырех мертвых младенцев — да ты себя не можешь исцелить!»