Один день ясного неба

По обеим сторонам дороги до сих пор стояли, поскрипывая на ветру, заброшенные дома, где шуршали мыши и торчали сорняки, как волосы в ноздрях. И какими же тихими и пустынными казались здешние улочки на фоне закрытой фабрики! Если бы она подумала хорошенько, то догадалась бы, что по случаю торжеств в день свадьбы дочери Интиасара фабрику закроют, как и вообще все заведения в городе, хотя утром она могла бы и засомневаться, увидев, как Тан-Тан деловито забросил за плечо рабочую сумку. С его стороны это был хитроумный обман. Раньше она никогда сюда не приходила. Да и он никогда ее не обманывал.

«Как ты догадалась?»

А куда же еще он мог пойти, а?

«Пошел к своей женщине на завтрак».

Готовила Анис плохо. Ведь она продолжала род женщин, которые всегда были слишком заняты. Если верить семейной легенде, когда ее бабушке Ама Тете исполнилось сорок, она вообще перестала готовить — р-раз и все! Она заявила, что чем скорее жены научатся жить, питаясь одним воздухом да слюнями, тем скорее их зауважают мужья. Анис никогда не чувствовала себя на кухне у Тан-Тана комфортно. Может быть, если бы она была хорошей стряпухой, хорошей женой…

«Если мужчине нужна кухарка в доме, пусть наймет, да? Или пусть сам готовит, если уж ему так хочется».

Кто же ей такое сказал? Ответ вертелся где-то в глубинах памяти.

Она вошла в фабричные ворота, сама не зная, чего хочет добиться. Закрыто значит закрыто. А что, если Тан-Тан сейчас подойдет к дверям и ее увидит? Спросит, что она тут делает и почему отвлекает от сверхурочной работы. «А почему бы нам снова не попробовать сделать ребенка, а, Анис? Ты же сможешь, если захочешь».

Анис стукнула кулаком по зеленой двери. Дверь распахнулась внутрь так мягко, что она едва не потеряла равновесие. Браслеты на ее руках зазвенели: тяжелые кольца, инкрустированные камушками, кусочками кости, ракушками и железками, сделанные из старых резиновых колесиков и высушенных на солнце стручков с черными семенами. Однажды она сильно шваркнула правой рукой в браслетах мужчину, который попытался потереться о ее бедро.

— Эй, кто-нибудь?

В начале длинного коридора стоял письменный стол, как безмолвный часовой. Она прошла мимо него чуть ли не на цыпочках.

— Здесь есть кто-нибудь?

Если Тан-Тан и в самом деле окаянный обманщик, здесь должны были обнаружиться улики. Признаки его обмана. Здесь находился его рабочий кабинет, а там ведь должны найтись комод с вещами, вешалка, какие-то приметы его тайной жизни. Она может застукать их вдвоем. За его, так сказать, сверхурочной работой.

Но это же фабрика игрушек. От волнения у нее свело челюсть.

Она шла мимо комнат с коричневыми столами и стульями. Никаких личных вещей, пол с дешевеньким покрытием сиял чистотой, гулким эхом отзываясь на ее шаги. Может быть, она наткнется на охранника, дремлющего под грейпфрутовым деревом на заднем дворе. На Попишо люди обычно не запирали двери, — но это же владения Интиасара и Брентенинтона, да и вообще все здесь давно было не так, как раньше. Кто бы посмел вторгнуться в святая святых островной индустрии?

«Я вот посмела», — подумала она.

«Ты в своем праве», — проговорил тихий голосок.

Дальше коридор раздваивался. Недолго думая, она свернула направо, вполголоса повторяя старую считалку. Налево пойдешь — любовь найдешь, направо — беду накличешь. Ей не хотелось искать проклятую любовь.

«Так говоришь, ты больше не любишь Тан-Тана?»

«Не говори глупостей».

«Ты это сама говоришь».

«Я? Никогда!»

Если мужчине нужна кухарка, пусть наймет! Или сам себе готовит. Теперь эта короткая фраза вертелась в ее голове круг за кругом. Бабушка бы одобрила.

Она чуяла запахи краски, масла, дерева и металла, горячего стекла и мужского и женского пота.

Когда ей было одиннадцать, она пришла из школы домой, и отец сказал, что пропали игрушки Лео, большое чучело вороны улетело, а ее кукла треснула. Она мрачно поглядела на отца, почувствовала, как из живота подступила тошнота, как будто отец отобрал у нее пупок, и сказала, что он ей больше не нужен. А зачем отец разговаривал с ней как с дурочкой?

Не лги, так указано в его Библии.