Днем Христофор ходил на службу в контору, а ночью спал под крылом своего ангела-хранителя, который подсматривал его сны...
Иногда ангел вмешивался, что-то исправлял...
* * *
Семен жил в мансарде приземистом сером доме с цокольным этажом.
Дверь Христофору открыл старик в очках с темными стеклами. Он проводил Христофора по длинному петляющему коридору к лестнице.
Христофор поднялся в мансарду.
Выглядел Семен жутко, весь какой-то изголодавшийся, босой, в женском халате. На крючковатом птичьем носу мутно поблескивали очки, щеки как будто нарумянены, складки в углах глаз.
-- Ужасная дыра... зимой холодно, а летом пекло, как в аду... - Семен принужденно улыбнулся. - Я здесь сначала сойду с ума, а потом астма задушит... да ты садись...
Христофор сел.
-- Рад тебя видеть... все о себе рассказывать не хочу, да и невозможно все рассказать... - Семен закусил губу и по обыкновению начал что-то бормотать себе под нос, путаясь в языках.
Христофор ничего не понял и прервал его монолог, протянув письмо Лизы.
-- Что это?.. письмо от этой сумасшедшей?.. извини, мне не следовало так говорить... сознаюсь, я сбежал... да сбежал... я не знал, как мне выпутаться из ее кошмаров... с тех пор столько воды утекло... живу здесь как на острове... - Семен глянул в окно на жалкие постройки мертвых серых тонов, прогнившие насквозь, которые заваливались друг на друга точно пьяные. - Живу один... - Глянув на Христофора, он отвел взгляд. - Художник всегда один, если он художник... и ответственен он только перед богом... если бог существует... а он существует...
За окном начал накрапывал дождь.
Семен сдвинул бумаги на угол стола.
-- Крыша протекает... иногда моросит, а иногда и льет...
Семен помолчал, потом снова заговорил.
Давно хотел посмотреть, что из тебя сделала жизнь... меня она удивила... и испортила... одно могу сказать...
Пауза.
-- Впрочем, я никогда не питал иллюзий относительно своего места в жизни...
Пауза.
Пауза затянулась и вынудила Христофора спросить:
-- А кто у тебя соседи?..
-- В угловой комнате живет один непризнанный гений... знает все, что не стоит знать... днем он пропадает в юридической конторе, а ночью пишет поэмы... я тоже иногда пишу... так, от некоторого безделья описываю действительность, которая вовсе не обязана быть интересной...
Пауза.
-- Дальше по коридору живут полковник в отставке, и две старые еврейки обаятельные и обольстительные... все строят мне козни...
-- Я видел их... прямо как ведьмы...
-- Но они не умеют летать... пока... правда, ко мне они относятся уважительно, даже трогательно...
Семен прочитал письмо Лизы и помрачнел... у него надулись жилы на лбу, а во взгляде появилось нечто безумное...
Семен вспомнил сцену у обрыва, когда, Лиза, улыбаясь, сказала ему, что она чуть-чуть беременна.
Она лежала на камне, изображая спящую ящерицу.
-- Рожу тебе мальчика и уеду в город... я хочу стать актрисой... выйду на сцену и буду петь... я буду петь твои плачи... - воскликнула она...
Иногда у Лизы разыгрывалось воображение, и с ее губ срывались странные слова.
Сгорбившись, Семен слушал монолог Лизы.
Лиза умолкла.
-- Кстати, что с Сиреной?.. - спросила Лиза...
-- Она не умерла... живет и поет, правда, не на сцене...
Опускались сумерки. Жара уже спала, но вечер еще не успел сделать воду вином и усыпать скалы яшмой и опалами.
Откуда-то доносилась музыка.
Лиза глянула на деревья. Они вздымали руки, жестикулировали, словно актеры на сцене, повторяя давно сыгранную драму.
Деревья уже были не деревьями, а колоннами с капителями-цветами, и сквер стал не сквером, а театром, в котором царила тишина вечера.
На губах Лизы появилась задумчивая блаженная улыбка. Приникнув к Семену, она тонкими пальцами коснулась его лица, взлохматила волосы и стала расстегивать пуговицы на его рубашке.
Семен отстранился. Чувствуя, что вот-вот потеряет сознание и уже никогда не придет в себя, он попытался сделать серьезное лицо, но получилось что-то комическое.
Лиза рассмеялась. Она смеялась до слез, не могла остановиться, а Семен не без умиления и восторга смотрел на нее.
У лица Лизы вились ночные бабочки, ласкались нежно и трепетно...
Они тоже питались видениями и восторгами...
Вернувшись в свою комнату в бараке, Семен записал этот монолог Лизы, похожий на исповедь...
Он записывал все вздохи Лизы...
Чтобы писать, Семену нужен был лишь стол, и некоторое уединение...
* * *
Узкий петляющий переулок снова вывел Христофора на площадь.
Христофор глянул на дом мэра, над которым вился флаг.
В ту же минуту раздались выстрелы, сухо, неожиданно.
-- Похоже, дело принимает серьезный оборот... - сказал мужчина в сером плаще.
-- Похоже... - отозвался Христофор. Они обменялись взглядами.
-- Это ужасно... - женщина в рыжем парике побледнела и пошатнулась. Христофор подхватил ее под мышки, теплые и чуть влажные.
Перестрелка усилилась. Несколько шальных пуль залетели в толпу. Толпа тревожно замерла в неустойчивом равновесии, качнулась в одну сторону, потом в другую.
-- Опять стреляют... и пули не резиновые...
-- Они сошли с ума...