Один день короля Харууна

Вторая была застроена жилыми домами, ближе к воротам располагалась больница, не так далеко от неё был незаметный вход в храм, а в конце возвышалась сторожевая башня.

Харуун и Джанин двинулись по Главной в том же темпе.

– Ты же понимаешь, что возвращение Туркаса взбаламутит некоторых, если не всех? ― тихо проговорила Джанин, как будто себе под нос. ― У нас есть смутьяны, и не всех их можно посадить в подвал под домом стражей. Некоторые из них смутьяны только в мыслях, но от мыслей недалеко до поступков, а мысли не прочтешь…

– Ошибаешься, ― проговорил Харуун, тоже как будто про себя. ― Многие от мыслей никогда не перейдут к делу.

– Но можно навредить и бездействием, ― заметила Джанин. ― Город работает, как муравейник, а что будешь делать, если кто-то станет плохо выполнять всю работу?

– Мы слишком завязаны друг на друге, ― подтвердил Харуун. ― Без кузнеца нельзя, без казначея, судьи, врача, хранителя времени, охотников, стражей… Да только не в этом ли наше преимущество? Если боишься чего-то нехорошего, подумай: чьё-то бездействие ему самому и отзовётся. Разве не так мы живём с начала времён?

– С начала времен маленьких людей, ― поправила Джанин. ― Раньше все было по-другому.

– Никто не знает, как на самом деле было раньше.

Они помолчали некоторое время; дом Джанин всё приближался, и Харуун знал, что ему придётся оставить её и идти к казначею работать, когда они достигнут крыльца.

– Что ты сделаешь с Туркасом? ― спросила Джанин.

– Выслушаю.

– А потом?

Харуун досадливо поморщился.

– Мы уже изгнали его один раз, ― сказал он. ― Но волей богов он остался жив. Если мы попробуем снова, не обрушится ли на нас их гнев?

– Может, и обрушится, ― подтвердила Джанин. ― А если он начнёт рассказывать, что за стенами можно жить?

– Можно жить! ― фыркнул Харуун. ― Все видели, в каком состоянии он пришёл. Это не жизнь.

– Харуун, он выжил там без инструментов, огня и крыши над головой, ― настойчиво проговорила Джанин. ― Люди задумаются, что же будет, если взять инструменты, животных, огонь, оружие… Если пойти туда не на обычную вылазку, не на похороны…

– Я последую воле своего народа, ― ответил Харуун, не показывая ей, что от ее слов ему сделалось страшно. ― Всё меняется. Когда-нибудь.

Джанин остановилась перед ним, своим животом закрывая ему дорогу дальше.

– В прошлый раз, ― сказала она, ― боги сделали больших людей маленькими именно потому, что всё менялось.

– Потому что это они все меняли, ― возразил Харуун. ― А мы ничего не меняем, мы просто подстраиваемся. Если там есть место, где тоже можно жить, почему бы не пойти туда?

– Можно жить? В чаще, кишащей дикими животными?

– Туркас остался жив, ― напомнил Харуун.

– Я вижу, что с тобой не договоришься.

– Ещё объяви меня смутьяном.

– И объявлю!

– О чём мы спорим? Туркас ещё ничего не сказал.

– И правда, ― опомнилась Джанин.

– Я должен идти.

– Суд в три часа, помнишь?

– Помню. А принятие в ученики ― в одиннадцать, не пропусти, ― ответил Харуун. ― Мы с Леа будем пока проверять счётные книги.

– Смотри, не опоздай, Кимрит обидится, ― беззлобно съязвила Джанин и ушла, запахнув на животе верхнюю тунику.

Попрощавшись с Джанин, Харуун отправился обратно, миновал перекрёсток и по Второй дошёл до дома Леа, поднялся на крыльцо, толкнул дверь. В городе старались не запираться, не было привычки воровать. Зачем, если в любой момент можно было попросить понравившуюся вещь попользоваться, да и владение слишком большим количеством вещей не было необходимостью?

– Доброй воды, ― сказала Леа. Она сидела к двери спиной за единственным полагавшимся каждому жителю города столом и сосредоточенно водила кончиком пера по строчкам в огромной амбарной книге.

– Доброй воды, ― сказал Харуун, пинком пододвинул табуретку и сел сбоку от стола, опершись спиной о стену. ― Фух!

– Что случилось? – спросила Леа, не отрываясь от книги. ― Там был шум на улице.

– Нэм и Энни отстали от графика на двадцать минут, ― пояснил Харуун. Думать о Туркасе ему не хотелось.

Леа помолчала, прежде чем ответить. Она была немного рассеянна, и записи о розданных мерах еды явно волновали её больше, чем Туркас, о котором она, как и все жители города, уже забыла и думать.

Харуун смотрел на её профиль, на то, как она щурится. Её волосы были скромно срезаны выше плеч и едва закрывали уши. Из разрешённых украшений Леа носила только висячие серьги с синими камушками. Синий цвет не особо одобрялся, так как был цветом неба, но его и не запрещали. В остальном Леа не отходила от предписаний. Её повседневной одеждой было серое платье с выцветшим зелёным платком. Она меняла его на рубашку и серые же штаны, когда занималась физическим трудом. Харуун никогда не говорил этого, но серый удивительно ей шёл. Впрочем, он никогда не видел её в одежде другого цвета…

– Судя по тому, что ты спокоен и говоришь про двадцать минут, они все же выбрались, ― сказала Леа, когда вспомнила о его присутствии, дойдя до конца страницы.

– Выбрались. И привели с собой Туркаса.

Только теперь Леа оторвалась от амбарной книги.

– Туркаса? ― тихо переспросила она. ― Живого? Разве он не…